Максим, подумав о Николае, усмехнулся. Горько так. А в голове всплыли слова из одного мюзикла про «Властелина ничего», который только перед трагичным финалом попытался осознать, что нужно что-то поправить и что-то менять:
Ещё не поздно настроить скрипку,
Взять верную ноту, исправить ошибку!
Не поздно зажечь солнце, новое небо и новые звёзды.
Не поздно! Послушай! Я так не хочу быть один… в пустоте…
Ещё не поздно решить проблему, взять мажорный аккорд, красивую тему.
Не поздно жить без фальши, создать новый мир, лучше, чем раньше.
Не поздно! Послушай! Я так не хочу быть один… властелин ничего…
Николай же, пожалуй, даже в доме Ипатьевых, в подвале, смотря в дуло револьверу, и то вряд ли сообразил… И всех, кто стоял за него вынужденно или осознанно, он тянул за собой в могилу.
Конечно, идея революционной ситуации – бред. Просто красивая легенда для оправдания. Всё было банально. Весь XIX век Романовы последовательно теряли власть, которая с каждым новым правителем их династии становилась всё более формальной. А фоном развивался новый мир, который они игнорировали. И люди, в том числе на самом верху, которые в этом новом мире имели свои интересы… вступающие в противоречие с делами старого мира… старых законов…
России нужно было обновляться. Изменяться. Трансформироваться. Вставать на тот путь, которые по-разному проходили все страны, жаждущие если не мирового господства, то большого и вкусного куска. Где-то монарх не справился и поплатился головой – как, например, во Франции или Англии. Где-то головы лишились те аристократы, что цеплялись слишком сильно за устаревший хлам – как, например, в Японии.
В России можно было обойтись малой кровью. Благо, что большой объём наиболее болезненных преобразований уже прошёл. Де-факто. Но Николай не был к этому готов. Для него это было слишком. И отдуваться за эту твердолобость приходилось окружающим. В частности, Максиму.
Он не видел смысла в этом рейде. Но оставаться в России было слишком опасно. Убили бы. Нашли бы способ. Так как видели в нём опору власти Николая II. В нём видели личного цепного пса императора. И стремились от него избавиться, чтобы уже нормально взяться за монарха. Поэтому-то Меншиков и сбежал в рейд. Более того, Максим был на сто процентов уверен, что вся информация о рейде уже находится в Генеральном штабе Германии. И тот готовился его отражать. А значит, что? Правильно. Меншиков не собирался действовать сообразно поданному наверх плану…
– Максим Иванович, – козырнул подошедший быстрым шагом командир штурмовиков. – Ребята готовы. Схему штурма я в целом закончил. Можно начинать.
– Отставить. Не нужно начинать.
– Есть отставить. Что-то случилось?
– Вот карта, – протянул Меншиков командиру штурмовиков планшетку. – Что ты видишь?
– Уточните вопрос.
– Допустим, что противнику известен наш план. Что ты видишь на этой карте?
– Ловушку, – после минутного размышления произнёс штурмовик, напряжённо играя желваками и очень пристально смотря на своего командира.
– Именно.
– Вы уверены, что противник знает о наших планах?
– Мне достоверно известно, что немцам было сообщено о готовящемся наступлении на нашем участке. Но без подробностей. Здесь же, в Берлине, по имеющимся у меня сведениям, построена ловушка. На всякий случай. Так как в поданном мною плане операции был указан именно решительный захват Берлина с целью парализации управления Германской империей и ускоренного принуждения её к миру. Сепаратному.
– Может быть, разведка ошиблась?
– Увы. По данным разведки Северного фронта немцы перед Штормградом соорудили самые серьёзные полевые укрепления. Больше нигде такой концентрации артиллерии и войск не было. Они ведь истощены войной. На смежных участках всё сильно жиже. Кроме того, ты не обратил внимание на наш рывок от Штормграда до Берлина? Тебя не смутило, что мы не встречали никаких заслонов? По сути, нас встретили только авианалёты. Но они были больше похожи на игру в поддавки. Проверка на вшивость и прекрасная возможность увлечься, почувствовать собственную безнаказанность. Вряд ли Генеральный штаб не учёл опыт прошлого года. Получается, что нас попытались остановить после линии фронта только тут. Хотя вот тут и тут должны были стоять германские пехотные батальоны, – показал Меншиков на планшете. – Они бы нас не остановили, но потрепали бы и позволили выиграть время для укрепления подступов к Берлину. Часов пять-шесть они вполне могли выиграть, если не больше. Почему их не выдвинули?
– Чтобы мы как можно скорее достигли цели?
– Может, и так. Но мне кажется, что их просто приберегли, чтобы не ослаблять войска, выделенные для блокирования нас в ловушке. Чтобы нам было сложнее прорваться обратно, к линии фронта, пожелай мы это сделать. Что показала разведка? Перед нами ведь серьёзных сил нет. Так ведь? Во всяком случае, наблюдаемых.
– Так точно. Незначительный контингент. Мы их легко перебьём, – сказал командир штурмовиков и замолчал с мрачным выражением на лице.
– Втянемся в город. Лишим себя манёвра. И окажемся запертыми в западне. Очень удобно, не так ли?
– И сами отдадим им себя в их руки, – скривился командир штурмовиков. – Тихо. Спокойно. Без неожиданностей.
– Не без неожиданностей, – криво и очень многозначительно улыбнулся Максим. – Рас-
порядись выставить передовые посты. Размести своих на отдых. И возвращайся. А я пока соберу остальных командиров полка. Судя по всему, у нас будет весёлая ночка…
– Весёлая? – несколько удивился штурмовик. Парень хоть и сметливый, но простой.
– Тебе понравится, – улыбнулся Меншиков какой-то безумной улыбкой Джокера, настолько многообещающей, что у его собеседника аж мурашки по спине побежали. – Им всем понравится…
– Кар! – пронзительно каркнул большой ворон, сидевший на суку и внимательно наблюдавший за беседой. От чего командир штурмовиков отступил на пару шагов и очень искренне перекрестился.
– И тебе тоже понравится, – очень добродушно отозвался Максим. – Холодом дышит вода. Плещет о камни волна. Высечен в памяти фьордов тот день навсегда. Гордый уверенный взгляд. Руки сжимают приклад. Грозные боги войны за спиною стоят… – процитировал Меншиков фрагмент из песни «Палец на спуск» группы GjeldRune. – Всё! За дело! А ты, – указал он пальцем на ворона, – не шали.
– Кар! – с некоторым раздражением подал голос ворон, явно недовольный тем тоном, с которым к нему обращались.
– Ладно, ладно, – примирительно произнёс Максим, продолжая ломать эту комедию. – Держи. – И кинул ему кусок вяленого мяса, что был у него в кармане. Остался от перекуса на ходу.
Ворон внимательно посмотрел на кусок вяленого мяса. Покрутил головой. Спрыгнул с ветки. Забавно прыгая, подобрался к нему. И сожрал без всяких прелюдий. Просто заглотил. После чего с любопытством посмотрел на Меншикова. Но тот уже отвернулся и занялся другими делами. Цирк закончился. Мимолётное желание хоть как-то конвертировать свой страх, обиду и раздражение во что-то дурное и буйное он уже подавил. И все эти бредни оставил. Он оставил. А окружающие – нет. Эту сценку видели многие.
