…На следующее утро, 17 июля 1941 года, сдав в набор написанную статью, Иосиф Уткин ушел на фронт. В этот же день увидела свет и его статья, вышедшая в газете «Московский комсомолец» под названием «Война Насти Карабановой». А еще через несколько дней в редакцию начали приходить первые письма с бумажными купюрами, а подчас и монетами внутри, надписанные просто: «Насте – на танк». К концу месяца, когда объем приходящих писем с деньгами внутри превысил все мыслимые и немыслимые объемы, Николай Данилов обратился к генеральному секретарю ВЛКСМ Михайлову, чтобы тот ходатайствовал о создании «Детского фонда Обороны».
* * *
Москва
Проснулся я мгновенно, едва моего плеча коснулись. Рядом с кроватью стоял «батя» в брюках и майке и выразительно постукивал по часам.
Все еще сонный после вчерашнего тяжелого дня, я поплелся в ванную, где минут десять с чувством чистил зубы. Во время этих гигиенических процедур я пытался привести мысли в порядок. «День сегодня обещает быть томным… Походу, я вчера переоценил свои силы. Надо же пообещать съездить сразу в два учреждения – в Институт химической физики АН СССР и Комитет по геологии при СНК СССР. В первом, значит, надо будет поговорить о взрывчатке, а во втором о геологии… Да-а… Чувствую, все это мы и до ночи не разгребем!»
Выйдя из ванны, я вновь наткнулся на батю, только уже при всем параде. Ну что тут говорить, выглядел он, как говорят наши заклятые американские друзья, на миллион долларов, что, собственно, Михайловский и демонстрировал. Серый костюм-тройка сидел на нем как влитой и очень ему шел, что снова наводило на мысль о его довольно тесном знакомстве с не самой бедной частью зарубежного западного общества. Светлая рубашка с темным принтом удачно вписывалась в строгую деловую концепцию, выстроенную классическим костюмом. Наряду с тщательно выглаженными брюками и сверкающими штиблетами завершал образ респектабельного иностранца или важного сотрудника советского посольства в одной из западных стран дорого выглядевший зажим на галстуке. «Прямо, мать его, ни дать ни взять буржуй фон барон или даже князь какой… А ведь в самую точку образ-то! Да любой, кто на него только взглянет, сразу же скажет, что от него заграницей просто прет. Так что любые невероятные вещи, о которых он будет рассказывать, наши ученые будут смело записывать на счет Запада. Черт побери, это гениально! Подобрать такое говорящее лицо, это уже полдела!» Правда, позднее мне удалось убедиться, что мой «батя» отлично не только пыль в глаза пускал, но и при случае мог умело поработать довольно крепкими кулаками.
– Ну насмотрелся? – усмехнулся Алексей Михайлович, явно довольный произведенным эффектом. – Думал, мы тут еще щи лаптем хлебаем. Нет, брат, в такой работе важна каждая мелочь – будь то марка часов или стоимость запонки. Сейчас ни у кого даже мысли не должно возникнуть в нашей неискренности… И поэтому нужно что? – подмигивая, он поднял палец вверх. – Эх, Емеля, учиться и еще раз учиться нужно. Мне же нужно еще раз повторить то, что я буду рассказывать нашим ученым.
Он вытащил довольно большую записную книжку и, открыв ее, глазами пробежался по своим непонятным каракулям. Появившимся словно из ниоткуда карандашом он в паре мест подчеркнул заинтересовавшие его места.
– С зажигательной жидкостью в общих чертах все понятно. На фронтах ее уже довольно эффективно применяют. Я не так давно и сам стал свидетелем ее использования, – рассказывая это, «батя» непроизвольно потер кисть руки в том ее месте, где из-под рубашки выглядывал красно-бурый участок кожи. – И надо сказать, на меня это произвело впечатление. Какой-то парой брошенных бутылок в течение трех-четырех минут немецкий танк удалось превратить в изъеденный металлический кусок сыра. Сильно!
У меня же все не выходила из головы его кисть с обожженной кожей. «Получается, повоевать он тоже успел. Причем это было совсем недавно… Тогда откуда все эти аристократические замашки, которые были явно не вчера приобретены. Какой-то странный коктейль получается из нюхнувшего пороху боевика, не понаслышке знакомого с дипломатическим этикетом… Надо вообще-то за ним присматривать».
– Но, кроме этого, что мне еще им посоветовать по поводу зажигательной смеси? Вот ты говорил, что нужно методом проб и ошибок добавлять в жидкость разные добавки, который серьезно усилят свойства огнесмеси, – он снова копнул в свой записной книжке. – Так… магний. Может, сначала его и попробовать. Сейчас тормознем у какого-нибудь фотоателье и посмотрим, что у них там с магнием.
Едва прозвучали слова «магний» и «фотоателье», я едва удержался, чтобы с досады не хлопнуть себя по голове. «Вот же баран! А я на магний рукой махнул. Думал, где его тут можно достать… Теперь-то понимаю, что это за зверь такой – шаблонность мышления».
– Хотя нет времени. Ты говорил, что зажигательные составы делятся на напалмы, пирогели, термиты и белый фосфор, которые отличаются друг от друга не столько составом, сколько целью применения. Первые предназначены для работы по площадям, инфраструктуре и живой силе противника, вторые – почти то же самое, но мощнее и опаснее, третьи – для выведения из строя техники, инженерных сооружений, четвертые – поражают все, то есть всеядны, – закончив, Алексей Михайлович выдохнул и улыбнувшись вопросительно посмотрел на меня. – Ну и как я? Ничего не забыл из твоей лекции?
Забыл?! Человек, который буквально по полочкам разложил мои сумбурные предложения, еще спрашивает, все ли он учел? «Ну у него и подготовка! Это где, интересно, таких делают? Я бы тоже туда пошел учиться…» А делали таких, как я узнал чуть позже и совершенно случайно, в Императорской Николаевской военной академии.
– Раз не забыл, хорошо… – подытожил он, видимо, прочитав что-то на моем лице. – А теперь давай-ка собираться. У нас сегодня напряженный день. Сначала едем в Институт химической физики АН СССР, а потом во Всесоюзный геологический институт. Если что-то еще вспомним, то в дороге обсудим.
Когда же мы стали выходить из нашей комнаты, я вдруг вспомнил, что мы совсем забыли договориться о наших тайных сигналах. «А если нам надо будет посоветоваться. Не скажешь ведь при всех: “А, дорогой батя, не отойти ли нам в отдельный кабинет и не потолковать с глазу на глаз, а то больно уж разговор жутко секретный”. Случиться ведь может что угодно. Возьмет какой-нибудь фанатик от науки и спросит что-нибудь особенное… Не всегда ведь можно отбрехаться тем, что ты долго был за границей… Короче, нужны тайные сигналы!»
Едва я озвучил эту мысль, как Алексей Михайлович сразу же проникся ей и с ходу предложил десяток интересных вариантов. Некоторые из них были, конечно, мягко говоря, специфичными, например постукивание пальцем по часам или обтирание взмокшего лба платком. В конце концов после непродолжительного спора мы сошлись на кодовой фразе для него и для меня. Если я просил приватного разговора, то должен был сказать, что “бате” уже давно надо принять таблетки. В его же случае нужно было поинтересоваться, а можно ли открыть окно, а то душно.
Обговорив это, мы уже со спокойной душой вышли в коридор и направились к выходу, где нас должен был ждать автомобиль.
– Товарищ Михайловский, – наш сопровождающий уже ждал нас и предусмотрительно открыл дверь, – из института уже звонили. Образцы они еще вчера получили. Судя по разговору, очень впечатлены и сильно хотят с вами пообщаться.
