Иван Николаев, лаборант геологической партии, прикрепленный к одному из старейших геологов Союза Митрофану Петровичу Кольчугину, что-то недовольно пробурчал и приподнялся со своей лежанки. Ему после тяжелейшего перехода со старого лагеря и копки почти дюжины шурфов хотелось лишь одного – лежать пластом около костра, а не разбирать свои же каракули в геологическом дневнике.
– Да, что там, Митрофан Петрович, читать?! Все одно и то же! Уже пятый день пишу одно и то же… Прошли около пяти километров вдоль по течению реки. С каждым пройденным километром все чаще встречаются пиропы больших размеров. Размеры приводятся ниже. Сделали 12 шурфов. Илюминосодержащие породы не обнаружены… Вот и все. Написал почти то же, что и всегда.
Кольчугин на эту тираду лишь добродушно хмыкнул и, привстав, с хрустом потянулся. После чего, проверив, высохли ли сапоги, проговорил:
– Эх, студент, а ты что думал, мы тут кажный божий день месторождения открываем? Да чтоб ты знал… Шанс наткнуться на новое месторождение дается не каждому. На моей памяти наша партия лишь дважды сподобилась на это. Хотя слушал вот тут…
Парнишка, предчувствуя очередную интересную историю о похождениях геолога, отложив в сторону дневник и устроился поудобнее.
– Перед отлетом на базе гутарили, мол, в последнее время что-то уж часто открытия пошли… То на золото россыпное партия наткнется, то на крупное месторождение угля. Неделю назад вона в Поволжье даже нефть нашли. Вроде промышленные запасы… Странно все это. Центр, то есть Всесоюзный геологический институт, маршруты выдает, по которым только и двигаться нужно. Вона и нам такую писульку прислали… Михалыч, начальник Якутского управления геологоразведки, знаешь, как люто стращал. Говорил, чтобы искали вдоль реки большие пиропы. Где, мол, их больше и чаще они встречаются, там и шурфы готовить. А называл он это, по-ученому, пиропной съемкой.
…Лишь через трое суток экспедиции усилия геологической партии № 1283 Якутского управления геологоразведки увенчались успехом. При копке очередного шурфа геологи почти сразу же наткнулись на инородные для этого места породы с большим содержанием пикроильменитов. Еще чуть позже из этого же шурфа был вытащен и… алмаз размером с вишневую косточку.
Так были обнаружены выходы на поверхность первого коренного месторождения алмазов в России – трубки «Зарница».
Интерлюдия 22
г. Москва
Кремль
В полной тишине раздался глубокий звон часов, пробивших четыре часа ночи. Сталин даже не повернул голову, продолжая задумчиво посасывать курительную трубку. Взгляд его медленно скользил по зеленой поверхности стола, на которой лежали книги. Здесь был и толстенный том сочинений Ленина, примостившийся почти в самом центре; и пара статистических справочников с целой кучей закладок; и чрезвычайно потрепанная книга с незатейливым названием «Избранные труды» под авторством Циолковского.
– Да… – трубка в его руке уже давно погасла, но он совершенно этого не замечал. – Да… Как же это может быть так? Почти ничего не знать об этих событиях…. К чему тогда все эти школы, институты и университеты, если наши потомки так мало знают о эпохальных событиях века? Странно…
Он вновь и вновь прокручивал в голове недавнюю встречу с гостем из будущего и никак не мог избавиться от охватившего его недоумения. «Ну как об этом может не знать современник? Я не говорю про химический состав ракетного топлива или про скорость выхода космического корабля на орбиту. Но какие-то элементарные знания о космических полетах все равно должны были остаться! Что только от одного названного имени? На одном Королеве космос не покорить…»
Сталин был совершенно искренне удивлен тем, что на некоторые очень важные вопросы их потомок давал какие-то невразумительные ответы. При каждой их новой встрече, которую приходилось буквально выкраивать из своего напряженного графика (ведь немец еще рвался к Москве), раз за разом всплывали очень лакомые для Союза темы, в которых его гость оказывался полным профаном. Так было, например, с оружием огромной разрушительной силы, основанным на расщеплении атомов и способным стереть с лица Земли целые города. Едва услышав о создании такого оружия в будущем, Сталин сразу же загорелся этой идей и потребовал подробностей о создателях ядерного оружия, ингредиентах, особенностях производственного процесса. К его удивлению, Дмитрий, этот взрослый потомок в теле безусого подростка, почти на все его вопросы отвечал стандартно – «не знаю, не помню, не уверен». Конечно, из его памяти удалось вытянуть кое-что о руководителе проекта Берии, залежах плутония то ли в Казахстане, то ли в Монголии, опасности заражения и так далее, но все это были крохи информации, в которой еще нужно было разбираться и разбираться. Почти такая же ситуация сложилась, когда возник вопрос о ракетах большой дальности и космических полетах.
– Странное… странное там оно будущее, – пробормотал Сталин, прохаживаясь по кабинету. – Не таким я себе его представлял… совсем не таким… Это он знает, это не знает… Это может, это не может…
А ведь он при первой их встрече уже почти поверил в то, что их потомок сможет дать ответы, если уж не на все, то по крайней мере на большую часть вопросов. Одна только мысль, что им поможет человек из грядущих веков, ввергала его в эйфорию мечтаний и мир воздушных замков. «Вот тебе и будущее, мать его! Как же они там учат? Пятой ногой, что ли? А я-то, баран, думал, что к нам пришел Учитель, а вышло, что недоучка!»
* * *
Я проснулся. Над головой беленый потолок со странно знакомыми разводами, попытка вглядеться в которые тут же отозвалась тупой сильной болью в затылке.
– У, б…ь, как больно-то, – само собой вырвалось у меня. – Башка просто раскалывается, – от сухости во рту я с трудом ворочал языком. – Не мог же я пить вчера…
Я осторожно поднялся и… тут же вспомнил!
«Пил, как же! Выходит, меня вчера, к счастью, фигурально, но поимели с особой жестокостью…» Замерев, чтобы ненароком не растрясти голову, я начал вспоминать вчерашнее.
«Так, мы вернулись от ученых и вроде все там прошло нормально. Мой “батя” им вывалил столько информации, что они после каждого разговора очень долго трясли ему руку и всякими иезуитскими способами пытались выудить из него еще новых сведений». Дотянувшись до стоявшего на тумбе стакана с водой, я схватил его и с наслаждением приложил его холодную поверхность к каждому из висков поочередно. «Потом, где-то ближе к полуночи, мы добрались обратно. Были почти без сил, так как вся эта беготня и говорильня очень сильно выматывала. Помню, мы поели и почти отрубились, как… за мной пришли и позвали к Самому. Точно, почти в час ночи!»
Холодные стенки стакана, конечно, охладили мои виски, но это принесло лишь временное облегчение. Тогда я решил попробовать радикальный метод – холодный душ!
«Так… Мы разговаривали и разговаривали. Хотя скорее это он спрашивал и спрашивал, а я пытался что-то ответить. Вцепился в меня как клещ! Вот возьми ему и подай на блюдечке все про Манхэттенский проект у американцев и про создание ядерной бомбы у нас. И ведь ему были нужны подробности, а не какие-то общие слова и рассуждения!» Тут же перед глазами всплыло жесткое лицо в оспинах, которое раз за разом задавало ему вопросы. «Где это было? Кто стоял у истоков?» Бляха-муха, да разве это все упомнишь?! Я же специально об этом не задумывался. Ну помню, что американцы работали в какой-то пустыне, индейской резервации, что ли. Фамилии Оппенгеймера и Розенберга еще знакомы. Второй вроде в конце войны передал нашим чертежи с бомбой… Да уж, не удивительно, что Сталин взорвался. Жутковато, конечно, было… Черт! Да знал бы про эту всю байду заранее, то сидел бы и целыми днями зубрил про эти годы!»
