По глазам Пырьева, которые уж слишком быстро становились осмысленными, я понимал, что он трезвеет. Походу, эта наша беседа оказалась для него лучше всякого реаниматора. А значит, нужно было закругляться.
– Кино ведь тоже оружие! И, пожалуй, оно еще посильнее пистолетов, автоматов и танков с самолетами. Только нужно говорить о правильном кино, которое воспитывает настоящие ценности и формирует человека-борца, нашего советского человека.
…Мы освободились поздно ночью, когда меня уже начало вырубать от усталости. В конце нашего разговора Пырьев несколько раз пытался перевести разговор на меня и на эти мои знания, но я сразу же пресекал все эти попытки, многозначительно прикладывая указательный палец к губам. Пусть думает, что хочет! Думаю, в этом случае тайна будет гораздо лучше правды…
Глава 16. Интерлюдия 25
Разъезд Дубосеково
7 км к юго-востоку от Волоколамска
Изломанная линия серо-черных окопов, контуры которых выделялись неряшливыми остатками пожелтевшей травы, протянулись почти на сотню метров от глубокого и густо поросшего кустарником оврага и до заболоченного леска. Коренастый тридцатилетний политрук стоял, облокотившись на бруствер одной из чуть выходящих вперед огневых точек, и медленно, смакуя каждую затяжку, курил цигарку, распространяя вокруг тяжелый запах махорки.
– Да… Мать его, – бормотал Василий, с тяжелым предчувствием рассматривая широкое открытое пространство, лежавшее прямо перед ним. – Хуже и не придумаешь…
Сказано было в самую точку! Остатки 4-й роты 2-го батальона 1075-го стрелкового полка, где он заменял выбывшего по ранению командира, находились буквально в бутылочном горлышке – самом удобном месте для танкового броска. Именно здесь, а не справа в зоне ответственности кавалеристов генерала Белова или слева, где держали оборону курсанты, открывалась прямая кратчайшая дорога на Москву.
– И… нам ее нужно закрыть, эту дыру, – буркнул Клочков и тщательно затушив самокрутку, вдавил носком сапога ее в землю. – Кого еще там принесло? – со спины послышался звук подъезжавшей машины. – Михалыч, кажется… Наконец-то, – по разбитой грунтовке с звучной пробуксовкой ковыляла полуторка. – А то танки пойдут, а мы тут с голым задом.
Отряхнув гимнастерку, политрук замахал рукой. Пассажир из кабины, высунувшись почти на половину туловища, ему ответил.
– Товарищ политрук, мабуть, гранаты везут? – со стороны хода ему наперерез пробирался один из красноармейцев. – А то боязно совсем… Ни пушек, ни танкив, – на него с надеждой глядел боец.
– Похоже, Петро, – не останавливаясь, кивнул ему Клочков. – Сейчас и узнаем.
К их приходу у остановившейся полуторки уже собралось с десяток бойцов, жадными взглядами буквально ощупывавшими кузов грузовичка.
– Вот, Василий, принимай, – Михалыч, грузный старшина, вечно потеющий, несмотря на пронизывающий ноябрьский ветер, картинно поклонился, показывая на деревянные ящики. – С большим трудом вырвал все это хозяйство, – с этими словами он откинул один из ящиков и вытащил оттуда стеклянную темную бутылку с крошечным кусочком какой-то ткани. – Владей.
Политрук, не обращая никакого внимания на бутылку в руках старшины, сразу же вытащил из рядом стоящего ящика пару массивных колотушек – противотанковых гранат и довольно подкинул их в воздух.
– Хм, Василий, – Михалыч, давний, еще по военному училищу знакомый политрука, неодобрительно хмыкнул. – Послушай, что я тебе скажу… Ты эти игрушки положь на место. Толку от «Танюш»
[1] будет мало, если на вас тройки попрут. Чтобы они аспида этого пожгли, одной такой банки мало. Три, а то и четыре готовь. А здесь в одной почти кило двести. Кумекаешь? Не каждый боец добросит почти шесть кило до танка, а если добросит, то и ему тоже крышка.
Старшина протянул ему стеклянную бутылку, в которой тяжело колыхалось что-то темное и масляное.
– А эта штука самое то, – он заговорщически подмигнул глазом. – Только-только привозить стали. Ты брови-то не хмурь, – пробурчал старшина, заметив, что Клочков пренебрежительно мазнул глазами по бутылке. – Раньше они говенные были. Лили туда не пойми что… А сейчас, скажу тебе, стала просто зверской штукой. Огонь! В танках такие дыры делает, что двигун вытащить можно. И водой не затушить.
После такой тирады Василий с интересом стал рассматривать бутылку с зажигательной смесью, которая по внешнему виду, казалось, совершенно не отличалась от тех, что были раньше.
– Бери. Не все еще их распробовали, а то бы вообще ничего не досталось. Не пожалеешь.
…И политрук Клочков не пожалел. Через несколько часов, после почти двух дней непрерывных атак на позиции роты на поле перед извилистой линией окоп осталось стоять почти тридцать закопченных железных коробок немецких танков из 2-й танковой дивизии немцев. Почти все они были подбиты именно теми несерьезными с виду стеклянными бутылками со специальной огнезажигательной смесью, оставлявшей в броне немецких танков полуметровые рваные дыры. Последние, согласно сохранившимся архивным документам, настолько впечатлили немецкое командование, что образцы пробитых броневых листов были срочно демонтированы с подбитых машин и увезены в Германию в лабораторию Круппа на изучение… А оставшиеся в живых герои – красноармейцы во главе с Героем Советского Союза Клочковым – еще долго будут вспоминать тот бой, где их жизни спасла не здоровенная металлическая дура с тротилом – детище целого коллектива ученых, а самая обыкновенная бутылка из-под вина или коньяка с жидкостью, носящей мудреное ученое наименование – пирогель.
Интерлюдия 26
г. Куйбышев, ул. Чапаевская, 80
Посольство Японии
Внутри старинного русского особняка, который занимало японское посольство, царила исключительная тишина. Нигде не хлопали двери, не скрипели половицы, не раздавались голоса. Тяжелые входные двери здания были заперты, а возле них каменными изваяниями застыло несколько мрачноватого вида японцев в черных костюмах с подозрительно оттопыривавшимся карманами. Еще несколько сотрудников посольства тихо, словно мыши, сидели на своих местах и старались не привлекать к себе внимания.
Всю эту атмосферу нарастающей тревоги и страха в посольстве создал приезд всего лишь одного человека – Хидэки Тодзио, премьер-министра японского правительства, имевшего очень своеобразную репутацию жесткого консерватора, последовательного сторонника войны с Советским Союзом, убежденного сторонника императорской власти. Словом, вряд ли можно было бы видеть в городе, названного в честь известного большевистского деятеля, более странную фигуру, чем генерал армии и премьер-министр Тодзио.
И сейчас это невысокий, сухопарый человек, блестя стеклами круглых очков, буквально буравил глазами стоявшего напротив него Наотако Сато, посла Японии в Советском Союзе.
– …Персонал и охрана были опрошены лично мною, – почти каждое предложение посол сопровождал глубоким поклоном. – Никто не видел и не слышал ничего подозрительного. Никто из агентов также не заметил ничего странного.
