Они с «батей» еще о чем-то переговорили, а потом я наконец с кряхтением смог подняться. До выхода из комнаты пришлось ковылять, едва ли не охая при каждом шаге. Мне казалось, что в спине болело исключительно все.
– Не скули, – улыбнулся «батя». – Вечером еще одна тренировка и новые ушибы и синяки. О старых ты сразу же забудешь.
Я же молчал, не реагируя на его подначки. Не знаю, как так получилось, но испытываемая мною боль и злость вновь сыграли своеобразным раздражителем, который заставлял меня генерировать все новые и новые идеи. «Деревянные ножи, макеты сабель и топоров – это же древность. Вместо гранат на тренировке они что, бутылки используют? Здесь точняк нужно нормальное нелетальное оружие – шокеры, страйкбольные воздушные пушки, дымовухи, оглушающие взрывпакеты, гранаты с резиновыми шариками… А то несерьезно». Правда, мои синяки на спине и заднице как раз говорили о серьезности этих странных дедовских упражнений и приспособлений для тренировки. Однако мою фантазию уже было не остановить. На глазах удивленного «бати» я тут же перестал вздыхать и охать и вприпрыжку понесся домой, чтобы приступить к творчеству.
Уже сидя у себя в комнате и грызя карандаш, я стал копаться в своих воспоминаниях. Нужно было решить, что я могу сделать прямо сейчас, вот на этих самых коленках и желательно своими руками. К Верховному, как показал мой опыт, лучше идти не столько с идей, сколько с уже ее воплощенной частью. «Пневматический пистолет вот так сразу у меня не получится. Вроде бы просто: баллон, насос, ниппель и трубка. Да ни хрена! Тем более пневматическое оружие уже давно известно. Короче, оружие из страйкбола пока пролетает. Конечно, как идею для тренировки местного спецназа предложить надо будет. Так, что там еще?»
К счастью, методом перебора я вышел на шумовые и световые гранаты, некое подобие которых в свое время делал. Словом, в юности баловался я, как и многие подростки, такими штуками, с интересом собирая всякие взрывающиеся и шипящие штуки. «Решено, сейчас сварганим свето-шумовую бомбочку, а потом где-нибудь ее проверим».
С ингредиентами, как оказалось, проблем не возникло совсем. Для особо запомнившейся мне такой взрывающейся и светящейся штуки нужен был магний, который «батя» уже давно нашел у какого-то фотографа, марганцовка и алюминиевая пудра.
– Приступим… – в предвкушении потер я ладони.
«Батя» был отправлен на поиски алюминиевой пудры, марганцовки, бенгальских огней и старого доброго пороха, а я, вооружившись ножницами и клеем, начал мастерить корпус моего будущего изделия.
– Вот же дерьмо! – клей просто никак не хотел держать свернутую трубку корпуса. – Как же хреново без скотча. Не изобрести ли? Ага, изобретешь, как же…
Вскоре мне все же удалось склеить первую трубку, затем две втулки – заднюю и переднюю. После этого час-полтора ушли на изготовление еще шести таких корпусов.
Едва я успел отмыть руки от этого чертового клея, как «батя» принес все остальные ингредиенты. Оказалось, с магнием и марганцовкой проблем не возникло. Первое он достал у того же самого фотографа, второе – в аптеке. С алюминиевой же пудрой оказалось не все так просто. Опилки из алюминия можно было притащить десятками килограммов, а вот для превращения их в более мелкую фракцию нужен был особый агрегат. К счастью, статус едва ли не сына Вождя и его персонального гостя позволял мне и Михайловскому открывать многие двери без всяких усилий. Так что пудру мне тоже доставили, правда, лишь к вечеру.
И наполнять свои гранаты этой смесью я начал уже около шести часов. Пришлось погадать с пропорциями смеси, с размерами отверстия для бенгальского огня, который должен был выступить в качестве бикфордова шнура.
– Покажешь свое чудо-оружие? – готов был поклясться, что «бате» было очень любопытно, что у меня такое получилось на выходе.
Я уже хотел было кивнуть, как дверь в нашего жилища постучали и сразу же вошли. Появившийся в проеме старший лейтенант, постоянно нас сопровождавший козырнул и сразу же с порога огорошил нас неожиданной новостью.
Оказалось, что Верховный решил устроить на даче закрытый показ моего только что скроенного пропагандистского ролика, про который ему кто-то «напел» совершенно ужасные вещи. Мол, там мы, советское государство, показаны совершенно неправильно с идеологической точки зрения, без веры в нашу победу над врагом. Как по секрету выдал Поскребышев, по-отечески переживавший за меня, мою тушку обвинили еще и в очернении социологического образа жизни, в низкопоклонстве перед Западом. «Б…ь! Слов просто других нет! Уроды! Сами ни хрена не делают, а только рты свои открывают и дерьмом обливают. Собственными же руками им бошки поотрываю… И Большой Босс ведь не хочет понять, что из-за этих подпевал все хорошее и новое на корню гибнет».
Под эти отнюдь не радостные мысли я продолжал пялиться в боковое окно автомобиля и всматривался в сплошную темень. Приближавшееся к полуночи время мне совсем не давало возможности поглазеть на дорогу. И лишь изредка, на очередном повороте, фары автомобиля вытаскивали из черноты куски безрадостной картины поздней осени – совершенно голые деревья, на которых стаями сидели нахохлившие вороны; пустые черно-белые поля, едва припорошенные грязно-серым снегом.
– Товарищ Михайловский, сейчас переезд, а потом и до места рукой подать, – одним ухом я зацепил кусочек от реплики водителя Сталина, отвечавшему на вопрос «бати». – Километров десять осталось… Сын ваш там не замерз?
Я буркнул в ответ что-то отрицательное и снова уткнулся в окно. Мысли о предстоящем просмотре и обсуждении меня никак не оставляли в покое. «Сто процентов, эти черти заранее накрутят Сталина. Короче, смотреть он будет уже хорошо заряженный».
Автомобиль тем временем стал снижать скорость. В переднее стекло было видно большое яркое пятно, которое, словно пузырь, захватывало невысокую будку обходчика с клубящимся над ней дымком, стоявшего его самого и еще неровный круг железнодорожных путей примерно в два десятка метров в диаметре. «Немного осталось ехать… Вон и обходчик тусуется. Трясется, поди, думает, что сам Хозяин едет. А что, “Паккард” приметный, Большой Босс на нем каждый день до дачи мотается».
Когда мы подъехали еще ближе, то мне удалось рассмотреть фигуру обходчика. Он, одетый в форменную тужурку с большим количеством пуговиц и теплую зимнюю шапку, действительно тянулся перед ними. Казалось, еще немного – и он по стойке смирно встанет.
Мы уже почти поравнялись с ним, автомобиль еще больше сбросил скорость. «Этот дядька, похоже, сейчас и честь отдаст… Ха-ха… Точно, руку поднимает. Стоп! Чего это он? Мать вашу…»
Не веря своим глазам, я увидел, как из поднятой руки обходчика, невысокого, чуть скособоченного мужичка, выглядывает какая-то странная толстая трубка, которой у него просто не должно было быть. При этом на лице его вдруг застывает какое-то отчаянное выражение.
– Ой! – повернувшийся ко мне что-то сказать «батя» вдруг рванул с переднего сидения назад, одновременно крича во все горло. – Газу! Газу, мать твою!
Тут же спереди и сзади нас начали колотить пулеметы, превращая в решето и грузовик охраны, и передовую машину сопровождения. Патроны винтовочного калибра с детского расстояния в полсотни метров прошивали на раз тонкий металл машин, поражая сидевших внутри и корежа внутренности двигателя.
