«Чаек – это дело! А вот с этим прозвищем надо завязывать. Иначе этот Малой так приклеится, что не сотрешь. Потом об авторитете можно забыть, а с этими архаровцами без уважения не поговоришь».
Сделав глоток, я поймал взгляд советского Валуева и с напором заговорил:
– Если хочешь стать не обычной пешей разведкой, в каждой бочке затычкой, а профессионалом от бога, то для начала забудь о всяких там «Малой» и «Малыш». Я Дмитрий или товарищ инструктор, – тот настороженно внимал. – И главное, запомни, что ты уже не будешь таким, как раньше. И все вокруг тебя станет другим. В лесу за пением птиц ты будешь видеть крадущегося противника, в замахе пьяного дурака ты будешь представлять нападение врага, в простой вилке за столом ты станешь представлять удобное оружие. Понимаешь, Холов?! Это другая жизнь! Один Холов умрет, а другой родится! Ты готов пойти на все это?
Тот почти сразу же кивнул, скорчив лицом такую гримасу, что стало жутко.
– Я готов, готов. Я же этих сук вот этими пальцами готов рвать, – перед моим лицом, словно корявые сучья, мелькнули растопыренные пальцы, сжатые в крючкообразной готовности. – Зубами горло им драть хочу… Чтобы кровь теплая вот здесь лилась, чтобы орали, хрипели они как оглашенные. Это же даже не звери! Те же только по голодному делу нападают, а эти словно сумасшедшие всегда крови хотят. Видел, понимаешь, видел, как немчура из огнемета деревенских поливала, как водой из шланга, – Холова аж затрясло от воспоминаний. – Он, сука, рукава свои закатал, очки надел и ржет! Дети и женщины там связанные корчатся, орут! А я сделать ничего не могу! Все вижу и сделать ничего не могу! И ты спрашиваешь, готов ли я? – массивная деревянная лавка под ним жутко заскрипела, когда он привстал. – Я сдохну с радостью, если надо!
– Ясно, курсант, – я хлопнул его по плечу и встал с места. – Тогда будем работать… Хм, что-то ты раздухарился слишком сильно. Встань-ка. Выпрямись, – возбужденный матрос, еще не отошедший от своей речи, встал передо мною. – Сейчас я тебе немного градус снижу.
Похлопывая его по правому плечу, я осторожно нащупал одну из китайских точек, известных как «Спокойствие Великого господина» или «Умиротворение страждущего Правителя». Резкое и ритмичное нажатие по этой хитрой точке создавало очень необычный эффект, когда человек не просто успокаивался, а на какое-то время вообще становился каменным как скала. Его было в таком состоянии практически не прошибить, не задеть. Собственно, и сейчас точка сработала как надо. Вздрогнувший было Холов почти мгновенно успокоился. С его лица на глазах спала краснота возбуждения, прерывистое дыхание сменилось глубоким и спокойным.
Если честно, именно вот этот «крик души» многое для меня и расставил по местам в моей будущей работе. В это самое мгновение я как никогда раньше, осознал, что этих людей не надо никак мотивировать для тяжелой изматывающей работы, для самопожертвования, в конце концов. Они уже готовый материал, из которого можно вылепить самого настоящего диверсанта без страха и упрека, без сожаления и раскаяния. «Все у него в котелке правильно варит. Его мотивация просто зашкаливает. Он без всякого раздумья нырнет с гранатой под танк, накроет телом амбразуру. Ему лишь надо физику подтянуть да специфического опыта поднабраться».
Словом, к Старинову я уже шел с более или менее понятным видением своего места в разведшколе. Естественно, это не было место инструктора по рукопашному бою, физической подготовке, радиотехническому делу, тактике или стратегии. В большей части этих сфер я был полным профаном и вряд ли смог бы помочь курсантам. Моя роль виделась в совершенно ином, что, собственно, я попытался донести самому начальнику школы при встрече.
– Илья Григорьевич, я же пользу могу принести. Не хочу быть пеньком с глазами. Понимаете? – начальник разведшколы критически смотрел на меня, похоже, видя во мне лишь балласт непонятного характера. – Что я, девка с сиськами, чтобы меня прятать и надо мной вздыхать?
Тот конечно на «девку с сиськами» среагировал и ухмыльнулся, но сразу же вновь посерьезнел.
– Это ты не понимаешь, – покачал он головой. – У меня сроки горят. Я уже через месяц должен выпустить из школы почти три десятка полностью подготовленных курсантов, которые должны в партизанских отрядах резко повысить эффективность диверсионной борьбы с противником. Понимаешь, через какой-то месяц! А ты тут хочешь детский сад развести! Кому здесь нужны твои азиатские фокусы? Как им помогут эти психические штучки? Там за линией фронта смерть и грязь. Там нужно отлично стрелять и разбираться во взрывном деле…
После такой тирады образ главного диверсанта Союза начал подозрительно быстро тускнеть в моих глазах. Начальник диверсионной школы, по моему мнению, видел слишком узким предназначение своих курсантов. Для него они должны были стать лишь улучшенной версией обыкновенных бойцов, владеющих прежде всего навыками взрывника. Информация же из моей реальности давала мне возможность взглянуть на роль диверсанта совершенно по-другому. «Да, времени мало! Да, почти нет средств! Но это же не повод на корню похерить такую прекрасную идею. Зачем штамповать недоделанных Рэмбо, если есть возможность слепить из такого чудесного материала совершенно особых бойцов». Я же прекрасно помнил, кто такие были специалисты по диверсиям из ГРУ и Альфы. Это были не просто физически подготовленные бойцы, но и отлично образованные люди, с широким кругозором и солидным интеллектуальным багажом. Это были действительно специалисты широкого профиля, которые могли выполнять самые сложные задачи».
– Думаешь, эти мои, как ты называешь, фокусы – лишнее? Тогда предлагаю проверить, насколько все эти мои придумки эффективны, – я с усмешкой взглянул на своего «опекуна». – Попробуем? – я протянул ему руку. – Сейчас я за пару секунд определю, кто из курсантов быстрее всех соображает в экстремальной ситуации. Словом, найду тебе уже готового командира диверсионной группы. Согласен?
Тот с недоверием в глазах молча пожал руку, и мы двинулись к казарме. По пути я вытащил из кармана ребристую болванку гранаты Ф-1, из которой тут же выкрутил запал, а обратно приладил чеку со скобой. В итоге ничего не говорило о ее безвредности, и внешне она совсем не отличалась от обычной боевой гранаты.
По дороге под выразительные взгляды Старинова я положил гранату в специальный кармашек разгрузки, застежку которого максимально ослабил. Теперь от малейшего неловкого движения лимонка должна была выпасть из кармашка.
Уже у двери казармы я пропустил своего начальника вперед, позволяя ему зайти внутрь первому.
– Братва, полундра! – казарма мигом вскипела, едва мы только показались в небольшом коридоре. – Смирно! Товарищ начальник Высшей оперативной школы…
Илья Григорьевич махнул рукой, останавливая доклад дежурного по взводу. После чего повернулся ко мне и незаметно подмигнул: мол, действуй дальше сам.
«Хорошо, сейчас мы посмотрим, у кого здесь нервы крепче и яйца не всмятку». Я медленно пошел вдоль строя, придирчивым взглядом оглядывая тянущихся бойцов и ровные ряды коек за ними.
– Товарищи курсанты, кто-то говорил мне, что он уже готов к настоящим операциям и ему тошно сидеть здесь в тепле и сытости, когда вся страна сражается с врагом. Это очень правильный настрой, и я совершенно с ним согласен – настоящий разведчик не должен прохлаждаться в тылу! Но точно готовы вы к настоящей войне?! Мне вот кажется, что вы еще не готовы… Вот что это такое?
