Я, делая недовольно-недоуменный вид, наклонился к одной из коек, и из кармашка моей разгрузки вдруг выпала граната. В полной тишине на глазах у всех курсантов тяжелый металлический колобок, начиненный тротилом, с глухим стуком начал катиться вдоль железных коек. На лицах почти тридцати курсантов мгновенно отразилась вся палитра чувств – от удивления и до дикого ужаса.
– Граната! – раздался дикий вопль из шеренги, тут же подхваченный остальными. – Ложись! Б…ь! Ложись!
Почти все, как тараканы при внезапно включенном свете, бросились в разные стороны. Ломая дужки кроватей, переворачивая матрасы, отталкивая друг друга, курсанты мгновенно очистили центр казармы. И только один из почти трех десятков остался на месте. Невысокий чернявый парнишка, которого никогда не было ни слышно, не видно, скорчившись, лежал на полу, накрыв своим телом гранату.
В установившейся тишине среди всего этого разгрома я сильно топнул ногой по дереву пола и многозначительно произнес:
– Вот вам и готовый командир. Быстро соображает, психологически готов выполнить любой приказ. И я знаю сотни такого рода фокусов, – последнее слово я выделил особо.
Начальник школы хмыкнул в ответ и бросил в сторону валявшихся в разных углах курсантов:
– Встать! Эх, черти… Убрать все! Живо! А ты, товарищ Карабанов, пошли ко мне. Потолкуем.
Оказавшись в командирской избушке и усевшись за столом, я стал рассказывать, совершенно не заботясь о том, насколько дико или безумно будет выглядеть мой рассказ для «аборигена». Выкладывая мешанину фактов про подготовку советского, американского и израильского спецназа 70-80-х годов, иезуитские испытания китайских диверсантов нулевых годов, полумифические тренинги по гипнозу и эзотерике, винегрет из околонаучных передач с РЕН-ТВ, я пытался донести до Старинова совершенно особую роль диверсанта в этой и будущих войнах.
«Это же дикий сюр! Я, кочка на ровном месте, доказываю легендарному диверсанту, зачинателю советского диверсионного движения, важность особой специфической подготовки для специалиста-диверсанта. Ха-ха-ха! Я всегда знал, что у Бога тоже специфическое чувство юмора!»
– Не надо смотреть на это! – я рубанул рукой вокруг своего лица, намекая на свой возраст. – И не надо обманываться этим! Я точно знаю, как повысить эффективность диверсионной подготовки курсантов! – нарисовавшийся на лице Старинова скептицизм только рос дальше и дальше. – Вот смотрите… За пару дней я составлю вам такие тесты по проверке курсантов, что слюни потекут.
«А что, в свое время при работе рекрутером мне пришлось основательно поработать с тестами, поломать голову над созданием логических ловушек для кандидатов. Мастером я тогда в этом деле, конечно, не стал, но сварганить пару-тройку специальных тестов для проверки личностных и мотивационных качеств кандидатов в курсанты вполне мог бы».
– По ответам на вполне безобидные вопросы я смогу с высокой степенью точности сказать, кто из курсантов из какого теста слеплен. Это будет надежный механизм по выявлению любой гнили в будущих диверсантах… Кстати, вы слышали что-нибудь о детекторе лжи? – Старинов лишь криво улыбнулся в ответ, естественно, он слышал об устройствах, о которых в Москве ходили самые настоящие легенды. – Так вот, если совместить эти машины с моими тестами, то человек вообще станет открытой книгой!
Однако понимания в глазах Старинова я по-прежнему не замечал. Все мои аргументы были для него как горох об стенку… Я не знаю, кого он во мне сейчас видел – сталинского ли воспитанника, энкавэдэшного ли стукача, фокусника или фигляра или может кого-то еще. Главное, Старинов совсем не видел во мне помощника! И это меня совершенно не устраивало! «Я не буду тут сидеть как попка и кивать головой. Да от меня как раз здесь и будет больше всего толку! Ведь ничего глобального о будущем я просто не знаю. А если бы и знал, то из-за изменения обстановки на фронте толку от моей инфы был бы полный ноль!»
– Хорошо, оставим тесты в стороне… – я решил дожимать «опекуна». – Тогда акупунктура. Вы же сами все видели. Я могу курсантам показать самые простые точки, которые в нужный момент избавят от головной боли, согреют, поднимут настроение, успокоят сердце.
Наконец в какой-то момент он кивнул.
– Ладно, Дмитрий, будь готов с завтрашнего утра приступить. Только сегодня же вечером у меня на столе должен лежать план занятий, – в его голосе слышалось такое недоверие, что у меня взыграло ретивое. – И смотри, Дмитрий… к тебе привлечено такое внимание, что любая твоя ошибка или даже оплошность сразу же станут известны всем и будут раздуты до мифических масштабов.
Со следующего дня он молчаливой фигурой присутствовал на любом моем занятии, что я проводил с курсантами. Сядет обычно где-нибудь в уголке помещения и, сверкая глазами, внимательно наблюдает за каждым моим словом и каждым движением, а то что-то чиркает в своем блокнотике. И за тот неполный десяток занятий с курсантами, что я успел провести, мне практически ни разу не удалось вывести его из этого молчаливо недоверчивого и сомневающегося состояния. Я шел на самые разные ухищрения, вытаскивая из своих закоулков памяти интересные и красочные факты о диверсионной подготовке, практикуя необычные упражнения и тренинги, но Старинов был непоколебим!
Казалось, что все эти новинки (свето-шумовые гранаты, маскировочные халаты, мнемо-технические упражнения на развитие памяти, техники по установке психологических якорей на уверенность, обезболивание и прочее) были ему уже давно прекрасно известны. И это все чертовски меня раздражало…
Однако чуть позже я узнал, что вся эта невозмутимость, которую Старинов с таким мастерством демонстрировал на моих занятиях, была наигранной, и его крайне интересовали все предлагаемые мною идеи…
Это было в один из вечеров, когда я жутко усталый выбрался из учебного класса на улицу, чтобы немного продышаться, и стал невольным слушателем одного телефонного разговора, который и открыл мне глаза.
– У аппарата начальник Высшей оперативной школы… – из открытого окна жарко натопленной командирской избенки донесся бодрый голос моего «опекуна». – Продвигается. Курсанты набраны, сформирован инструкторский корпус. В настоящее время, товарищ Первый, решаются вопросы с материально-техническим обеспечением школы… Благодарю, товарищ Первый! – судя по тону Ильи Григорьевича, на том конце провода была явно какая-то шишка. – Я понял, товарищ Первый! С подопечным общий язык нашли… Я уже докладывал… Три дня назад мною было принято решение о привлечении его к инструкторской работе… Не пожалею, товарищ Первый! Уверен, товарищ Первый! Товарищ Карабанов обладает очень необычными навыками и знаниями, которые могут существенно повысить эффективность подготовки курсантов… С этим ясности пока нет, товарищ Первый. Могу лишь только предполагать… В одних его упражнениях и приемах отчетливо просматриваются азиатские методы тренировки. Это и иезуитская хитрость, ярко выраженная жестокость, постоянное напряжение. В других упражнениях видно несомненное влияние европейской школы борьбы. И главное, товарищ Первый, при всей их видимой бессистемности за ними совершенно определенно стоит крепкая школа и большой теоретический и практический опыт. Честного говоря, мне сложно предположить, у кого могут быть такие наработки…
