Каждая из этих ролей конечно же предполагает скрипт, который человек может репетировать всю свою жизнь, намеренно забывая, что это только выученная роль. Такой человек «должен повторять полученный материал как получаемый опыт, вместо того, чтобы видеть в нем, как предпочел бы представитель естественных наук, воспоминание произошедшего в прошлом» (3. Фрейд). Это проявление того творца в нас, который знает, что прошлое прошло и должно быть не навеки замурованным, а открытым для переосмысления.
54
Запрет прошлому быть прошлым может быть основным источником проблем конечных игроков. У конечной игры всегда есть аудитория, причем та, которой конечный игрок хочет показать себя как победителя. То есть для него важно не только существование зрителей, но и их желание признавать кого-то лидером.
Таким же образом, как статусы победителей являются бессмысленными, если окружающие не способны их обозревать, существуют антистатусы, которые не предназначаются для зрителей вообще. Как будто на нас смотрит выбранная нами аудитория, но при этом забывает нас – речь идет о проигравших, ведь если победители имеют видимые статусы и как бы живут во времени, то проигравшие – навеки остаются в прошлом.
Как только мы вступаем в конечную игру – как серьезные игроки, не просто для того, чтобы получить удовольствие, – мы предстаем перед аудиторией с осознанием того, что имеет антистатусы невидимости. Мы чувствуем необходимость доказать зрителям, что мы не те, кем считаем себя, потому что они нас такими принимают, или, точнее, мы не были теми, кем, как нам казалось, видели нас зрители.
Как и во всей конечной игре, из такой необходимости вырастает противоречие. В качестве конечных игроков, мы не вступим в игру с достаточным желанием победить, если только мы сами себя не убедим, опираясь на мнение зрителей по поводу того, что мы были намерены доказать. Иными словами, если мы сами назовем себя проигравшими, какими нас будут видеть зрители, у нас не появится достаточного желания, чтобы победить. Чем более негативно мы себя оцениваем, тем с большим рвением мы боремся за негативные суждения остальных. Результат проявляется в противоречии совершенству: доказывая зрителям, что мы были неправы, мы доказываем себе, что права была аудитория.
Чем больше в нас видят победителей, тем больше мы считаем себя проигравшими. Именно поэтому добившиеся особых призов редко обретают их и выходят на пенсию. Лидеры, особенно знаменитые, должны повторять, что они победители. Роль нужно проигрывать снова и снова. Статусы должны отстаиваться перед новыми кандидатами на победу. Никому никогда не хватает благосостояния, оказываемой чести, аплодисментов. И наоборот, обозримость наших побед только расширяет спектр наших неудач в невидимом прошлом.
Сила прошлого так важна для конечной игры, что нам приходится искать способы запоминать, что мы были забыты, чтобы поддержать нашу готовность соревноваться. На поверхности любого серьезного конфликта лежат унижающие нас воспоминания: «Помни Аламо!», «Помни Мэн!», «Помни Перл-Харбор!». Из-за таких воспоминаний Америка вступала в несколько войн. Оскорбленный однажды Афинами, великий персидский император Дариус снова и снова вел войны, чтобы убрать голос из его головы, говоривший: «Сир, помните афинян».
Действительно, лишь держа в памяти то, что мы забыли, мы можем проявлять себя в соревнованиях в достаточной степени, чтобы иметь возможность забыть, что мы забыли основной принцип игры: тот, кто должен, не играет.
Сколько бы мы не действовали как творцы самих себя, мы будем позволять прошлому быть прошлым. Творцы в нас способны избавить нас от злости, потому что используют, как это называл Ницше, «способность забвения», – не способ отрицать прошлое, но переделать его благодаря нашей оригинальности. А потом мы забываем, что нас забыли зрители, и помним, что мы забыли, что имеем свободу в игре.
55
Если в культуре, в которую нас привносят путем нашего рождения, всегда существуют люди, кто побуждает нас превращать нашу жизнь в театр тем, что показывают нам только повторяющееся прошлое, в ней также есть и те (обычно это те же самые лица), кто учит нас быть готовыми к неожиданностям. В присутствии таких людей мы впервые видим в себе творцов.
Они не дают нам способностей творить и не развивают в нас эти способности. Источником творчества никогда не является внешняя среда, так же как ребенок никогда не станет гением. Творец появляется по мере прикосновения – парадоксального феномена бесконечной игры.
Другой человек не прикасается ко мне, если расстояние между нами свелось к нулю. Меня коснутся, только если я отвечу изнутри – спонтанно, подлинно.
Вы не способны прикоснуться ко мне из вашего внутреннего центра, из центра вашего творчества. Прикосновение всегда взаимно. Вы не прикоснетесь ко мне, если я не прикоснусь в ответ.
Противоположное прикосновению действие – передвижение. Вы передвигаете меня к месту, которое уже предвидели и даже подготовили путем внешнего воздействия на меня. Это этап, который становится успешным, только если я передвигаюсь, а вы остаетесь стоять на своем месте. Меня можно довести до слез, если я увижу хорошо поставленное выступление, прочитаю душераздирающую газетную статью или буду доведен до бешенства политическими байками и рассказами о героических достижениях, – но в каждом описанном случае меня передвигают по заложенной формуле, заготовке, которая при этом не влияет на того, кто выполняет действие, у них ведь на созданное ими иммунитет. Вот когда сами постановщики доводят себя до слез своим же представлением, а не как их выступление, они теряют свою силу, становятся театрально неопытными.
Это означает, что мы можем быть перемещены только теми людьми, которые изображают из себя кого-либо, только если мы – не мы сами, а те, кем мы быть не можем.
Когда ко мне прикасаются, ко мне прикасаются как к настоящему, подлинному, под всеми театральными масками, завесами, и в то же время я меняюсь изнутри, – тот, кто ко мне прикасался, тоже меняется. Нас нельзя изменить внешней оболочкой. В самом деле, весь внешний дизайн приобретается через прикосновение. Кто бы нас ни трогал и кого бы мы ни трогали, обе стороны нельзя застать врасплох (этот феномен непредсказуем – отражение кроется в безумии или «тронутости»).
Мы можем двигаться только через наши завесы. Нас трогают через наши маски-завесы.
56
Суть прикосновения можно лучше понять по тому, как бесконечные игроки понимают такие сущности, как исцеление и половое различие (также: сексуальность, влечение).
Когда к вам прикасаются, человек действует изнутри, поэтому и вы отвечаете всем своим нутром. Ваша полнота как человека – это целостность, или ваше здоровье (в английском языке слово здоровье «health» и здоровый «healthy» происходит от слова «hale» или «whole» целый). Иными словами, прикасающийся всегда лечится или даже вылечивается, выздоравливает.
