– А что мы должны были заметить? – спросил Малина.
– Погодите. – Корзун вдруг схватился за грудь и засипел. – Погодите-ка! У меня что-то внутри!
И Корзун вывалился из гамака и принялся кататься по полу и изображать конвульсии.
– Держите его! – кричал Корзун. – Оно вылезает! Мама, больно как! Ой, я вижу, это же гомункулюс!
Корзун брякнул ногами последний раз и замер на полу. Малина смеялся.
– Ну и хорошо. – Новенький раскрыл тетрадь и прокашлялся. – Если вы ничего не чувствуете, то я буду читать дальше.
Борев ничего не сказал. Днём он ушиб колено, и сейчас синяк болел, мешая состредоточиться на рассказе. Новенький продолжил чтение.
«Дэн стукнул фонариком по ноге. Фонарик не загорелся. Дэн стукнул ещё раз, посильнее. Стало светло.
– Ну что, пришли? – злорадно и явно с надеждой, что мы пойдём на попятный, сказал Жук. – Что теперь?
Мы стояли на лестнице, ведущей в подвал, и путь нам преграждала тяжёлая железная дверь. На двери красовалась табличка: «Не влезай – убьёт» – и соответствующий череп с костями. Почему-то, когда я вижу такой череп, мне всегда хочется «влезать», «стоять под стрелой», «заплывать за буйки» и делать другие запрещённые вещи. Ходить по газонам, собирать грибы, ягоды, выгуливать собак, крупный и мелкий рогатый скот.
– И зачем тут такая дверь? – Я потрогала железо, оно было неожиданно холодное. – Я только в зоопарке такие видела, там за ними слонов держат. Кто за такую дверь полезет?
– Это не чтобы туда не лезли, это чтобы оттуда не вылезали, – объяснил Жук. – «Резидент Эвил» помнишь? Красная Мать закрыла выходы, чтобы мертвецы не вышли наружу… И череп соответствующий…
– Какая ещё Красная Мать? – не поняла я.
– Это как Красная Смерть…
Про Красную Смерть я помнила, Красная Смерть – это у Эдгара По, я читала его книжки.
– Дверь здесь для того, чтобы не расхищали цветные металлы, – поставил всё на свои места Дэн. – Там трансформаторы и медь. Если бы не дверь, давно бы всё бомжи растащили. Так что никаких мертвецов. Всё просто. А череп, чтобы такие, как ты, Жук, не лазили. Вовка вчера туда днём пролез, пока ещё не закрыли, на ночь дверь закрывают. Посидел он под дверью, посидел, да и пошел гулять по подвалу – и заблудился. Дверь тут для того, чтобы не лазили…
– А я бы и за деньги сюда не полез, – сказал Жук. – Я не спидолог какой-нибудь…
– Спелеолог, – автоматически поправила я. – В пещеры лазают спелеологи.
– Слушайте, – сказал Жук. – А давайте просто пойдём в милицию и объясним ещё раз…
– Отец Вовки сказал, если ты, сынок, не придёшь к завтрашнему дню сам, я тебе башку оторву, – напомнила я. – И выпорю.
– Колючей проволокой, – добавил Дэн.
Все представили Вовку с оторванной башкой и выпоротого колючей проволокой. Да, такое ему совсем не идёт.
– Я считаю, – сказал Дэн, – что Вовка тут недалеко. Мы откроем дверь, углубимся в подвал метров на двести, найдём его и быстро вернёмся, ещё до двенадцати часов.
– А зачем тогда вы столько припасов набрали? – поинтересовалась я.
– На всякий случай, – уклончиво ответил Дэн. – Лучше как следует подстраховаться. Знаешь стихи: каждый раз навек прощайтесь, когда прощаетесь на миг. Идёшь на прогулку на день, припасов бери на неделю. Это закон джунглей.
Дэн поставил рюкзак на пол и посветил фонариком под дверь. Там ничего не было видно, темнота.
– Всё в порядке, – сказал Дэн. – Жук, приступай.
Жук достал из своего вещмешка связку ключей, очень похожих на отмычки, и стал ковыряться в замке. Видимо, отец Жука делал ключи и для этой двери.
Ковырялся он недолго, у Жука были большие механические и другие слесарные способности, я уже об этом говорила. Замок дзинькнул, и дверь слегка отошла в сторону, сантиметров на пять. Из подвала сразу же потянуло сквозняком и какой-то затхлостью. И ещё холодом. Я вдруг вспомнила про приключения Тома Сойера – там индеец Джо умер как раз возле железной двери, так и не дождавшись, пока за ним кто-то придёт. Он там ещё летучую мышь умудрился съесть. Я слегка от двери отодвинулась.
Но в щель не вывалилась мёртвая Вовкина рука, дохлая летучая мышь тоже не вывалилась – вообще ничего не вывалилось. Дик просунул в щель морду и стал принюхиваться.
– Готово. – Жук спрятал свои отмычки.
– Давай, дальше открывай, – сказал Дэн.
Жук взялся за ручку, потянул. Дверь пронзительно скрипнула, так что даже я услышала, и открылась ещё немного.
– Не идёт, – выдохнул Жук. – Заклинило.
– Мозги у тебя заклинило, – сказал Дэн.
Он присоединился к Жуку, и они потянули за ручку уже вдвоём. Вдвоём они открыли дверь ещё на ширину ладони. Я хотела им помочь, но Дэн сказал, что моя помощь не потребуется, что мужики и сами справятся.
Они напрягались у двери ещё минуты две, но дверь шире не открылась. Их совместных мужских усилий явно не хватало.
– Как будто тут сто лет никто не ходил… – Жук осмотрел дверные петли. – Как Вовка туда попал-то?
– Я же говорю. – Дэн отряхивал руки. – Он прошёл днём, когда открыто было…
– Ладно, – не стал спорить Жук. – Ладно… Тут всё равно не пролезть. Давайте возвращаться.
Дэн пожал плечами.
– Что делать будем? – спросила я. – Стоять болтать?
Дэн снова пожал плечами, он думал.
– Что это? – вдруг дёрнулся Жук.
– Ничего. – Дэн всё ещё пробовал открыть дверь. – Ветер.
– Это не ветер! – Голос Жука дрожал, это было видно по его лицу. – Я что, ветра, что ли, не знаю?
– Жук, кончай, – сказала я. – И так страшно…
Жук всегда любил такие шутки – расскажет чего-нибудь страшное, а потом как заорёт! Чтобы все вздрогнули.
– Ну вот, теперь шаги! – Жук показал пальцем вверх. – Сами слушайте!
Мы прислушались. Я тоже прислушалась, скорее по инерции, навряд ли я что-нибудь почувствовала бы на таком расстоянии. Сначала было тихо, так тихо, как может быть лишь только в школе ночью, затем что-то стало происходить – я поняла это по лицам мальчишек: у Дэна задёргалось под глазом, а у Жука поехала вниз челюсть. Видимо, Жук не обманывал и там и в самом деле слышались шаги.
– Как детские, – сказал Жук. – Топ-топ-топ… Только смеха не хватает…
И по тому, как снова изменились их лица, я поняла, что они услышали и смех. Смешок.
Дик взъерошил загривок и оскалился. Да и у меня по спине мурашки побежали, крупные такие мурашки, с горошину, наверное. Не понравился мне этот смешок. Когда ты что-то слышишь, то воспринимаешь это как есть, а вот когда не слышишь, можешь навыдумывать целую кучу всяких страшностей. Я, например, сразу придумала, что этот смех был сухой, покашливающий такой и немножечко хищный.
