Стиснув зубы, Николай вскинул правую руку, чиркнул перчаткой по стене, промахнулся, отлетел к потолку и, наконец, ухватился за остатки решетки освещения. Мир перестал вращаться, и стало легче дышать.
Втягивая носом холодный воздух, пилот прижал подбородок к воротнику скафандра, отменяя аварийный режим. Алые вспышки исчезли, перед глазами побежали сухие ряды цифр, и Павлов, наконец, смог скосить глаза и взглянуть на левое плечо.
Первое что он увидел – оранжевые клочья обшивки, торчащие из обратной стороны предплечья. Потом обратил внимание, что само плечо сдавленно внутренней перевязкой, а рука торчит под странным углом. И не шевелится.
Николай изогнул шею, пытаясь заглянуть за плечо, и чуть не взвыл от боли. Она была страшной. Чудовищной. Словно кто-то рвал его плечо, руку и лопатку тупой пилой. В глазах потемнело, и ряд цифр перед глазами окрасился алым.
Закусив губу, Николай застыл, стараясь не шевелиться. На забрале, прямо перед ним, развернулась схема повреждений. Так. Осколок. Бесшумная смерть, рассекающая темноту – вот что это было. Удар пришелся в обратную сторону плечевой кости. Перелом. Кровотечение. Потеря герметичности, скорее всего, обморожение, повышенный уровень радиации…
Застонав, Павлов прикрыл глаза. Это был небольшой осколок, и летел он медленно – по космическим меркам. Мелкий пробил бы руку насквозь, а крупный, если бы летел быстрее, оторвал бы руку целиком. Повреждена рука, плечо, лопатка. Словно с размаху стукнули кувалдой. Но хуже всего то, что осколок был острым и пробил крепчайшую прокладку аварийного скафандра.
Нет. Худшим было не это.
Спохватившись, Павлов бросил взгляд на часы. Десять минут! Осталось всего десять минут. У него нет времени горевать над своими травмами. Ему лучше. Он контролирует себя, может трезво мыслить. Обезболивающее и противошоковые препараты текут по жилам, медленно и верно делая свое дело. Но медлить нельзя. Во всех смыслах. Есть шанс, что вскоре от лекарств он просто отключится или перестанет соображать.
Засопев, Павлов оттолкнулся кончиками пальцев от потолка, завис в темноте и сжал уцелевшей рукой пояс с пультом управления скафандра. Левой руки он не чувствовал – вообще. Лишь боль в районе плечевого сустава, шеи, лопатки… Уже не такую одуряющую, лишающую сознания – нет, просто боль.
Моргнув, Николай постарался сосредоточиться на светлом островке двери, видневшемся впереди. Мысли расплывались, перед глазами крутились зеленые пятна, но он должен был… Что? Мощность. Рассчитать мощность импульса…
Двигатель скафандра полыхнул огнем, Павлова бросило вперед. Как метеор, он промчался десяток метров по коридору и с размаху впечатался в дверь. Отскочил от нее, ударился о потолок левым плечом, и перед глазами вспыхнула сверхновая из боли.
– Не сметь, – прошипел Павлов, пытаясь выплыть из черной волны, грозившей лишить его сознания. – Не сметь!
Кусая губы, он стукнул подбородком о край ворота, и в лицо ударил ледяной воздух аварийного запаса. Пилот широко распахнул глаза, жадно втянул воздух пересохшим горлом. Увидел, как перед глазами проплыл крохотный шарик крови из прокушенной губы.
Захрипев, Николай извернулся, дотянулся кончиками пальцев до стены, оттолкнулся и, медленно поворачиваясь вокруг оси, полетел к закрытой двери. Он рассчитал верно – прибыл точно к закрытой створке, медленно и степенно, как заходящий в грузовой док звездолет.
Правая рука сама нашарила панель автоматического замка и вцепилась в него, как в спасательный круг. Напряглась. И тут же Павлова пронзила новая вспышка боли – от плеч до крестца. Словно разряд молнии промчался по позвоночнику, выхватив из жизни пилота пару секунд.
– Нет, – прошептал Николай, усилием воли удерживая себя на грани сознания. – Нет, не сейчас…
Говорить было больно – вспышки боли переместились в ребра, – и он замолчал. Сосредоточенно сопя, Павлов медленно поднес перчатку к замку, активировал аварийный позывной скафандра и провел ладонью по черной панели. Дверь перед ним дрогнула, застыла на секунду, а потом бесшумно ушла в стену.
За долю секунды Павлов успел вцепиться в край распахнувшейся двери, готовясь к тому, что ему навстречу рванет пузырь атмосферы. Но ничего не случилось – комната, оказывается, потеряла герметичность.
Моргнув, Павлов подался вперед, и, затаив дыхание, заглянул в отсек управления.
Под потолком тускло горела лента аварийного освещения. В ее тусклом свете было видно, что комната не так уж велика – десяток метров, уставленных оборудованием. У дальней стены пульт управления – стена из приборов от пола до потолка, мерцающая разноцветными огнями. На уровне пояса – стандартная длинная панель, напоминающая подоконник. Рядом два кресла. Людей нет. Зато есть свет, питание, и все вроде бы работает.
Ухватившись покрепче за дверной проем, Павлов рванул его на себя, влетел в пустую комнату.
И с размаху упал на пол.
Боль ослепила Николая, превратила его тело в пылающий на костре кусок мяса. Раскрыв рот в беззвучном крике, ничего не видя, ничего не слыша, он не мог даже вздохнуть. Тьма накатила тугой волной, подступила из уголков сознания, лукаво предлагая благословенное забытье – избавление от адской пытки.
Павлов зажмурился, распахнул глаза и, наконец, вздохнул. Задышал – часто-часто, как уставший пес. Не сметь. Не сейчас. Нельзя.
Тьма отступила, а пылающая боль осталась – лишь плавно перетекла в левую сторону тела. Шею снова кольнуло – автоматика скафандра пыталась хоть как-то совладать с шоком пилота.
Павлов, уткнувшийся забралом в ребристый пол, обреченно застонал. Еще одна порция вырубит его к чертям. А то и вовсе погрузит в медикаментозную кому. Надо шевелиться. Надо действовать.
Стараясь не обращать внимания на плечо, терзаемое тупой пилой, Николай чуть повернул голову. Все в порядке. Аппаратура на месте. Это уцелевшие гравитаты сыграли с ним дурную шутку, сохранив гравитацию в этом конкретно взятом отсеке. Это хорошо. Это значит, техника цела. Но как же не вовремя.
Застонав, Павлов вскинул голову, уперся здоровой рукой в пол и попытался приподняться. Боль пронзила все тело, а мышцы свело, как от разряда тока. Силы кончились. Николай уронил голову и стукнулся шлемом о ребристый пол. Скосил глаза. И заплакал – от бессилия. Не в силах пошевелиться, он перевел взгляд на часы в уголке забрала. Пять минут. Всего лишь пять минут. Примерно.
Тяжело дыша, пилот перевел взгляд на пульт управления распределяющим комбайном. До него было метров десять, не больше. Но с таким же успехом пульт мог находиться в соседней галактике. Раненый, ослабевший от потери крови, он находился на грани болевого шока, когда мышцы отказываются повиноваться приказам. Громоздкий аварийный скафандр – он тяжеловат и для здорового человека, а тут…
Павлов тяжело задышал, прикусил истерзанную в кровь губу. Это не может так кончиться. Не должно. Они все приложили столько усилий, стольким пожертвовали. Прошли через такие испытания, которые и не снились обычным людям. Столько смертей! Неужели все напрасно? Они выполнили свой долг, они осуществили мечту всего человечества – нашли эту драгоценную жемчужину, затерянную в бесконечной вселенной.