– Да-а. Должно быть, ее родители раскусили, что она за штучка. Но это им не помогло.
– Это точно. Им следовало сообщить ей о том, что от них ничего не обломится. Тогда они, возможно, остались бы живы.
Второй журналист рассмеялся.
– Теперь они уже точно не повторят свою ошибку! – Он замолчал и шумно отхлебнул какой-то напиток, купленный в торговом автомате. – Так как ты думаешь, стоит нам торчать здесь и дальше?
– Я сейчас еще раз попытаюсь уломать эту тетку, но, если дело не выгорит, думаю, нам лучше будет вернуться к реке. Кстати, Майк говорил, что… – Они встали и пошли прочь, и их голоса затихли.
У меня голова шла кругом от всей этой новой информации о Кэллуме и Кэтрин. Значит, она уже давным-давно была известной мерзавкой, и от этого меня еще больше злило то, что ей удалось выжить. Даже Вероника, которая обманула меня, сделала это из самых лучших побуждений. Но что-то в том, как Кэтрин вела себя в больнице, было не так, здесь явно имелась какая-то нестыковка. В чем же тут дело? Женщина в первой кабинке за занавеской выглядела, как Кэтрин, но у нее определенно имелись повадки Оливии.
Я все еще ломала голову над этой загадкой, когда в дверях, ведущих в лечебное отделение, появилась женщина-врач, которую я видела рядом с Кэллумом. Заметив, что я на нее смотрю, она поманила меня рукой.
– Послушайте, судя по всему, вы действительно та, за кого себя выдаете. Никто из его семьи так и не появился, так что вы можете немного посидеть рядом с ним. Но никаких глупостей, не то я вас выгоню. Идет?
– Спасибо, доктор, я вам очень признательна. Как он сейчас?
Но она уже исчезла за занавеской другой кабинки. Я приблизилась к той из них, в которой находился Кэллум, и вошла в проем между занавесками.
От зрелища, которое предстало моим глазам, у меня захватило дух. От Кэллума уже отсоединили большую часть аппаратов, и он сидел на больничной койке, разглядывая бинты на своем запястье. Его густые растрепанные волосы блестели в ярком свете ламп, сильные пальцы теребили трубчатый бинт-сетку, фиксирующий повязку. Когда он поднял голову, я увидела прекрасные голубые глаза, сияющие на молодом, не омраченном никакими печалями лице. Я, не раздумывая, двинулась расплываясь в улыбке, готовая прыгнуть к нему на колени и целоваться с ним, пока врач не выгонит меня вон.
– Привет, – сказал он, и, не увидев на его лице ничего, кроме вежливого любопытства, я остановилась как вкопанная.
– Кэллум! Неужели ты меня не узнаешь?
На его лице, таком знакомом, таком родном, мелькнуло недоумение. Он слегка сдвинул брови.
– Думаю, нет. Уверен, я бы вас запомнил. – По его губам скользнула улыбка, но затем он нахмурился еще сильнее. – Погодите – не ты ли была на берегу? Ты – та девушка, которая говорила с Кэтрин? – Он пристально посмотрел на меня. – Откуда ты знаешь мое имя?
Меня охватило разочарование, смешанное с радостью оттого, что он жив и скоро будет здоров. Мой план сработал, но все получилось именно так, как я и боялась. Он не помнил ни того, что был Зависшим, ни меня. Все в его жизни встало на свои места, все стало таким, каким было до того, как в нее вмешалась я. А все то, что было между нами в последние месяцы, теперь забыто: все взгляды, все прикосновения, все они ушли в небытие.
Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и начала отступать назад.
– О, не берите в голову. Извините за беспокойство.
– Подожди минутку. Я уверен, что это была ты. Что же такого ты сказала моей сестре, что заставило ее броситься с моста?
Что я могла на это сказать, кроме того, что он счел бы небылицей?
– Прости. Я приняла ее за другую. Поверь, я не хотела, чтобы так случилось.
Мне за столь многое надо было просить прощения, я стала причиной стольких мук, но и даже радости, радости, которой у меня больше не будет никогда. Я еще раз посмотрела на его прекрасное холодное лицо, лицо, которое мне больше никогда не держать в ладонях, не целовать. Это было намного, намного лучше, чем если бы он умер, но столь же мучительно. У меня вырвался судорожный всхлип, которого я не смогла сдержать, и он поглядел на меня с тревогой, когда я, поглощенная жгучим горем, покачнулась.
– Скорее садись сюда, пока ты не упала, – торопливо сказал он, отодвигаясь на другой край узкой койки и хлопая по тому месту на матрасе, которое он только что освободил.
Я послушалась и села, остро ощущая тепло его тела, такого близкого, запах его кожи, видя отблески света в его волосах. Я рыдала и рыдала, не в силах остановиться, и зарыдала еще горше, когда он нерешительно похлопал меня по спине, пытаясь успокоить.
– Возьми бумажный носовой платок, – предложил он, – показывая на коробку на процедурном столике, стоящем возле кровати.
Я кивнула и снова всхлипнула. Пока я шарила в коробке, пытаясь вытащить бумажный платок, он тоже протянул к ней руку. Я почувствовала, как мое забинтованное запястье касается такого же бинта на его руке. Наши запястья находились так близко друг от друга, как это только было возможно в одном и том же измерении. Я вдруг ощутила жар в том месте, где прежде на мне был надет амулет, и на секунду почувствовала, как меня снова захлестывает волна исходящей из него силы. Она схлынула почти так же быстро, как и возникла, и я ясно увидела, как повязка на его руке на миг замерцала от скользящих по ней искр. Он застыл так же, как застыла я, его глаза потрясенно раскрылись и невидящим взглядом уставились в пустоту. Какая-то незримая сила крепко связала наши запястья вместе, и я не могла ни пошевелиться, ни остановить того, что происходило, что бы это ни было.
Прошло несколько бесконечных минут, потом его голова свесилась на грудь, и он застонал. Холодное запястье оторвалось от моего и упало на столик, сбив с него какие-то предметы на пол. Что еще за штуку играл с нами теперь амулет? Я этого не знала. В конце концов я почувствовала, что не в силах больше ждать.
– Кэллум? С тобой все в порядке?
Наконец он пошевелился и, подняв голову, посмотрел на меня. Я могла бы поклясться, что в одном его глазу плясала золотая искорка, но затем она исчезла. Мое сердце стучало так гулко, что я не слышала ничего, кроме этого стука, и от объявшего меня страха мне было нехорошо. Я видела, что он хочет что-то сказать, его губы приоткрылись, словно он подбирал слова. Я не могла оторвать от него глаз, хотя какая-то часть меня хотела сейчас одного – убежать и спрятаться, чтобы так и не услышать, что я по-прежнему остаюсь для него чужой. Но я была словно пригвождена к месту, не в силах пошевелиться, ожидая его слов.
– Алекс? – прошептал он. – Неужели это ты?
Волна облегчения унесла прочь мой страх. Я нерешительно дотронулась до него, но тут же отдернула руку. Вполне возможно, что он отнюдь не рад тому, что только что узнал.
– Кэллум, ты помнишь?
Он коротко кивнул, затем прижал основания ладоней к глазам. Открыв их вновь, он вдруг стал выглядеть старше, на его лицо легла усталость, голос зазвучал измученно.
