Его челюсть дернулась.
— Я не причиню тебе вред, деваха.
— Я знаю. Я тебе не позволю.
Он внимательно посмотрел на нее, затем его губы расслабились с намеком на улыбку.
— Ты такая же храбрая, как и красивая. Это очень редкое сочетание.
Ее сердце на мгновение замерло. Храбрая и красивая. То же самое ее дед сказал бабушке в день, когда они встретились.
— Я не хочу показаться грубой, мистер Маккей.
В наши дни женщина должна быть осторожна.
— Да, ты совершенно права, — он медленно перевел взгляд с ее тела на ноги. Его губы приподнялись в полуулыбке, а взгляд вернулся к ее лицу.
Черт. Она не знала, стоит ударить его или раствориться в смущении. Часть ее была взволнована и польщена. Ее кожу покалывало, когда он рассматривал ее своими великолепными зелеными глазами. Но другая часть ее была нервной. Но другая ее часть нервничала. Она крепче сжала биту на случай, если он бросится на нее. Это было так тяжело — не уметь читать его эмоции. На секунду ей показалось, что его глаза потемнели, но он повернулся к телескопу и посмотрел в окуляр.
— Итак, Оливия, что привело тебя на Патмос? — Я в гостях у… родственников. Четыре дяди.
Они такие… огромные. Профессиональные борцы, — когда его губы дрогнули, она поняла, что он не купился на ее рассказ. — А что насчет тебя? — Отпуск. И восстановление сил. Я был… ранен, поэтому пытаюсь вернуться в форму.
Она взглянула на его мускулистое тело.
— Хочу сказать, тебе определенно удалось.
— Спасибо, что заметила.
Ее лицо вспыхнуло румянцем.
А как ты получил травму? Он замолчал, хмуро глядя на кафельный пол.
— Извини, — она прислонила биту к деревянной колонне виноградной беседки. — Тебе не обязательно об этом говорить… — Просто так получилось. Моя работа может быть опасной, когда он, а чем ты занимаешься? утешить его, заставить снова улыбнуться. — А я знаю! Ты тореадор.
Он с сомнением посмотрел на нее.
— Шотландский тореадор? — Да, с красной клетчатой накидкой. И маленькими блестками на твоем килте. Сводишь шотландских быков с ума.
Он усмехнулся.
— Нет.
Ее сердце сильнее забилось в груди. Было так приятно прогнать его хмурый взгляд. Она подошла к побеленному забору и встала рядом с ним.
— Тогда… ты укротитель львов? — когда он покачал головой, она продолжила: — Родео клоун? Заклинатель змей? — Нет, — он ухмыльнулся, а его зеленые глаза блеснули.
— Окей. Я думаю о морском котике.
— Я думаю, котики черные.
Она фыркнула.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
Ты мог бы быть членом особой мачо-элитной группировки, защищающей человечество от коварного зла во всех его проявлениях, включая тройной чизбургер с беконом.
— Я могу с уверенностью сказать, что никогда не боролся с чизбургером.
— Конечно, но разве ты не сражался со злом? Он напрягся и снова нахмурился, глядя на море.
Кожу на ее затылке покалывало.
— Ты просто какой-то солдат.
Его грудь расширилась, когда он глубоко вдохнул.
— Да.
— Совершенно секретно? — прошептала она.
— Ты борешься с террористами? Он помедлил, прежде чем ответить.
— Можно сказать и так.
Она кивнула. Его нежелание говорить на эту тему окончательно убедило ее в том, что он говорит правду.
— Так ты сейчас в отпуске? — Да, — он положил руки забор, а затем некоторое время стучал своими длинными пальцами по штукатурке, прежде чем продолжить.
— Мой босс настоял, чтобы я взял небольшой отпуск.
Она моргнула.
— Да ты шутишь! Именно поэтому и я здесь.
Мой босс тоже хотел, чтобы я взяла отпуск.
Он повернулся к ней и с любопытством посмотрел на нее.
— И почему же? Чем ты занимаешься? Она не хотела обсуждать свою работу с преступниками. Она была здесь, чтобы уйти от всего этого. И кроме того, ей нравилось заставлять этого великолепного мужчину улыбаться.
— Ты был прав с самого начала. Я — греческая богиня. Зевс сказал мне взять отгул на тысячелетие или два.
Он улыбнулся, а глаза блеснули.
— Я так и знал. Один взгляд в твои глаза, и я могу упасть к твоим ногам.
Ее щеки запылали. Обычно она так не флиртовала. Обычно она была слишком занята анализом человеческих чувств. Внезапно она осознала, что раньше всегда была наблюдателем, а не участником событий. Это было ново и страшно, но так весело.
Она вздернула подбородок.
— Пресмыкаться нельзя. Богини находят это очень раздражающим.
Он медленно улыбнулся.
— Если я упаду на колени, то найду себе занятие получше, чем пресмыкаться.
Ее лицо пылало от жара. Становилось слишком жарко, чтобы справиться.
— Я работаю на ФБР, — выпалила она.
Его брови взлетели вверх.
— В самом деле? — Да. Мы занимаемся одним и тем же делом, мистер Маккей. Ловим плохих парней.
Он склонил голову набок, изучая ее.
— Где именно? — Канзас-Сити. А ты? — Там, где я понадоблюсь. Так что, у тебя в самом деле черный пояс по тхэквондо? Неужели он сомневался в ней? Она поставила руку на бедро.
— Меня основательно обучили самообороне, мистер Маккей.
В уголке его рта появилась ямочка.
— Мои друзья зовут меня Робби.
Ее сердце бешено колотилось.
— Ты называешь меня другом? — Да, — он протянул руку и коснулся пряди ее волос, выбившейся из пучка на затылке. — Твои волосы вьются от природы? — Боюсь, что так. С ними невозможно справиться.
— Мне нравится, — он потянул прядь, пока она не натянулась, а затем отпустил ее, и она отскочила обратно и пришла в обычную форму. Он усмехнулся. — Мужчина может часами играть с твоими волосами, — он прикоснулся к ее виску.
Судорожно сглотнув, она отступила назад.
— Я… я должна проверить, как там мои дяди.
Хочешь что-нибудь выпить? Горячий чай? Он опустил руку.
— Нет, спасибо.
— Я сейчас вернусь, — она бросилась в дом и быстро поставила воду закипать на плите. Курица, упрекнула она себя. Она должна была позволить ему прикоснуться к ней, может быть, даже поцеловать. Но как она могла доверять ему? Ее так тянуло к нему, но, насколько она понимала, он просто искал небольшую интрижку, чтобы оживить свой отпуск.
Она никогда не была из тех, кто предается интрижкам. Повзрослев и научившись распознавать ложь, она стала избегать всего, что попахивало неискренностью. Кроме того, она пробудет на острове всего две недели. Достаточно ли этого времени, чтобы наладить честные, значимые отношения? Неужели она осмелится даже попробовать это с мужчиной, которого не может читать? Неизвестность может быть пугающей, но и очень волнующей.
