Орлич вывернул из-за угла, когда «форд» наполовину заехал в открытые ворота. И пошел к ним, старательно хромая, постанывая сквозь зубы и прижав левую ладонь к виску: так, чтобы было видно окровавленное ухо.
Десять метров до ворот, восемь, семь… Звук открываемой двери.
– Помогите… – негромко выкрикнул-прохрипел Кирилл. – Эй, кто там…
Он был готов метнуться к воротам без малейшего промедления. Переломный момент – или пятый поможет ему, или попытается закрыть их, отрезая легкий доступ на участок.
– Помогите… – повторил Орлич. До цели оставалось метра четыре, не больше: створки пока были неподвижны. Ну?!
– Что случилось? – в голосе пока еще невидимого Семилугина сплелись испуг и раздражение. Спустя секунду он вышел из ворот и уставился на Кирилла взглядом, в котором преобладали те же эмоции.
– Мужик, помоги… – Орлич оскалился, делая вид, что ему очень больно. Потом сдавленно хрипнул горлом, изображая приступ тошноты, пустил на подбородок кровавую слюну. – Башку, кажется, проломили…
– Да что случилось? – Семилугин все же шагнул навстречу, подхватил его под локоть.
– Двоих подвозил, из машины выкинули… – Орлич покачнулся, зажмурился. – Скорую, в башке гудит, а-а…
История не должна была вызвать у пятого подозрений. С этой стороны, метрах в ста от поселка, и в самом деле находился пусть и не особо оживленный, но – проезд: а за последние три месяца по разным городам области было несколько схожих и до сих пор не раскрытых разбоев, о которых Семилугин мог знать. Вдобавок Орлич крепко рассчитывал на то, что профессиональные инстинкты Семилугина хоть ненадолго, но возьмут верх над «обратной стороной медали».
Пятый на секунду сжал губы, его взгляд застыл, словно раздумывая: что делать? Потом решительно потянул Кирилла к воротам.
– Я хирург, пойдемте.
Орлич послушно двинулся за ним, старательно покачиваясь, не отрывая ладонь от виска. Когда зашли во двор, Семилугин проворно закрыл ворота и повел его дальше, в дом.
«Значит, в подвале держит, – решил Орлич. – Или… или меня тоже сейчас приговорит».
В последнее, откровенно говоря, ему верилось слабо, но сбрасывать со счетов такую вероятность Кирилл не стал.
Они зашли в просторную прихожую, отделанную бирюзовыми пластиковыми панелями и декоративным камнем. Семилугин прислонил Орлича к стене, захлопнул дверь, повесил связку ключей на крючок у двери. Повернулся спиной и торопливо начал снимать пальто – то самое, в котором Орлич и Рита видели его в первый раз.
– Сейчас в ванную, промыть сначала надо…
Тянуть время смысла не было. Правая рука Орлича нырнула под куртку, пальцы сжали нож, потянули его из кармана. Негромко защелкало выдвигаемое лезвие.
Семилугин начал поворачиваться на звук, но Орлич покрыл разделявшее их расстояние одним широким шагом: приставил лезвие к шее.
Пятый замер, почти снятое пальто соскользнуло с руки и упало на пол. Прошептал – медленно, внятно:
– Денег наличными нет, все на карточке. Пин-код – девятнадцать…
– Она в подвале? – перебил его Орлич.
– Кто, карточка? – в голосе Семилугина прорезалось удивление.
– Та, которую ты на лоскуты резать будешь…
Пол жертвы он назвал, ориентируясь на то, что видел в маршрутке девять дней назад. И попал в точку – судя по тому, как вздрогнул Семилугин.
– Я не знаю, о чем вы…
– Знаешь, как басмачи убивали? – вкрадчиво проговорил Кирилл ему в ухо. – Кончиком ножа в яремную – тык, и все. А я тебе все подряд располосую… Еще раз с вопроса попробуешь соскочить, и начну. Где она?
– Откуда вам известно… – теперь голос пятого был изломан страхом. – В подвале! Вы… вы из полиции?
– Жить хочешь – веди. – Орлич развернул его в сторону комнат, не убирая лезвия от шеи. – Ну?
Семилугин пошел вперед, маленькими шагами, держа руки на весу, перед собой.
– Вы не из полиции, – неожиданно сказал он. – Послушайте, давайте договоримся…
Кирилл молчал.
– Послушайте, я понимаю, как это выглядит со стороны… Но на самом деле все не так! Это были несчастные, некрасивые люди, а я делал их совершенными, я дарил им радость! Да, недолгую, но ни одна из них не пожалела. Красота, как известно, требует жертв: иногда даже таких… Я не вру! Я могу доказать…
Его тон менялся с каждой фразой. Страх никуда не исчез, разве что его поубавилось, но сейчас Семилугин говорил с непоколебимой уверенностью в своей правоте: с интонациями хорошего оратора или гипнотизера. Он отличался от убитой Орличем четверки, в помыслах которой преобладали похоть, жажда власти и крови – как благородный клинок отличается от наскоро смастряченной зэковской заточки. Орлич с неожиданной злостью поймал себя на мысли, что не может уловить даже оттенка безумия или чего-то схожего, который помог бы воспринимать слова пятого иначе. И почти сразу же – пришло отвращение к себе, переплетенное с осознанием того, что с каждой секундой все тяжелее не верить Семилугину.
– …что бы выбрали вы – прожить всю жизнь с растущей ненавистью к своему отражению в зеркале или умереть, но познать счастье? Клянусь – им не было больно: ну разве что совсем чуть-чуть. Я же высококвалифицированный хирург, я умею…
Орлич еле унял зуд в пальцах, появившийся от желания полоснуть Семилугина по шее. Проговорил – сдавленно, кое-как сдерживая рвущуюся на волю злость:
– Доказать, говоришь?
– Да! Фотографии в планшете, я покажу… Я верю – вы все поймете.
Орлич уже жалел, что где-то здесь находилась жертва, которую надо было спасти. Без нее все случилось бы гораздо быстрее: но кто же знал, что все пойдет именно так? Кирилл был готов к тому, что пятый начнет предлагать выкуп, вымаливать жизнь, сопротивляться… Но никак не рассказывать о том, что он делает со своими жертвами.
– Сначала – подвал, – процедил Орлич, стараясь говорить как можно жестче.
– Да, конечно…
Просторный подвал выглядел настоящей операционной: стол, несколько светильников, тележка с инструментами, медикаменты в настенном шкафчике, белый халат на крючке у лестницы, еще несколько непонятных Орличу приспособлений, и – полная чистота. Женщина лет сорока была там – обнаженная, худая, поразительно некрасивая… Она спала на столе, на спине: руки, ноги и шея были зафиксированы ремнями.
– Скоро должна проснуться, – проговорил Семилугин, и Орлич с изумлением услышал в его голосе грусть. Грусть о творении, которому не суждено увидеть свет.
– Она вам кем-то приходится? Поймите, я…
– Обратно пошел, – распорядился Орлич вместо ответа. – К планшету. Только без глупостей.
– Да-да, конечно… Идемте!
Планшет находился в рабочем кабинете Семилугина, в тайнике – второе дно в нижнем ящике письменного стола. Орлич не отпустил пятого ни на миг, тот доставал гаджет с ножом у горла, не сделав даже намека на попытку избавиться от захвата.