Воздух смердел нечистотами Темзы. Во рту леди Макбет плясал бледно-розовый язык…
Занавес опустился. Максим чувствовал тошноту.
– Вам лучше уйти, – подавшись к нему, проскулил Старикан, – уходите же…
Максим встал. Старикан схватил его за рукав.
– Нет. Останьтесь. Прошу!
Когда снова подняли занавес, леди Макбет стояла на сцене за кафедрой, маленьким столиком на тонких ножках с пустыми полочками.
– Прощальная речь, – шепнул Старикан с таким видом, будто пропустил собственные противоречивые реплики.
– Это ее последнее выступление? – У Максима дрожали руки.
– Оно всегда последнее. И вчера, и завтра.
У мертвой актрисы изменилась осанка. Она сгорбилась, будто от отчаяния, но тут же гордо вскинула голову. Старикан отпустил рукав Максима и положил подбородок на спинку переднего кресла. Он выглядел влюбленным идиотом, грустным и жалким.
– В разное время Ирэн пробовала себя в роли модели, певицы, рекламировала мыло. Она вышла на сцену в двадцать девять лет, небольшие роли в любительских спектаклях. Критики и зрители были не очень к ней благосклонны. Но это не помешало Ирэн получить роль леди Макбет… которая окончательно погубила ее карьеру и жизнь.
Лицо мертвой актрисы преобразилось до неузнаваемости – лоб стал шире, глаза запали и вспыхнули зловещим пламенем, а губы растянулись в плотоядном оскале. Она начала говорить, но Максим не различал слов. В висках стучало, голос призрака слился в страшный для слуха звук.
Что делать, если для фантазии не осталось места?
«Время вышло…»
Максим сошел по боковым ступеням – он обернулся только раз, чтобы убедиться, что взгляд Старикана прикован к сцене, – добрался до нижнего ряда и по поперечному проходу приблизился к двери. Дверь была заперта, ручка противно скрипела. Максим свернул за дощатую перегородку и юркнул в уборную.
Кажется, никто его не преследовал.
За приоткрытой дверью, которую он толкнул, оказалась костюмерная. На полках лежали наряды эпохи Древнего мира, Средневековья, Возрождения… Помещение от пола до потолка было набито заплесневелой одеждой, обувью и шляпами. Нижние ярусы занимали коробки.
Максим пробрался между рядами и остановился у двери, справа от которой высилась деревянная стойка-вешалка. Костюмы на перекладинах выглядели странно: похожий на резину материал, желтоватый, влажный.
За стеной раздался голос мертвой актрисы.
– Ты все-таки привел его! – сказала она.
– Да, – хрипло ответил Старикан, – но не для тебя.
– Что?
– Он нужен мне… я думаю, он подойдет, а ты… ты испортила столько тел…
В следующее мгновение Максим различил ужасные подробности свисающих с перекладин «костюмов». Из горла вырвался придушенный всхлип. Максим дернулся, навалился на дверь и выскочил из гардеробной.
Призраки стояли в дальнем конце узкого коридора.
Максим осознал, что его появление в зрительном зале есть просто очередная примерка… нет, не таланта мертвой актрисы на зрительские реакции… Старикан привел (принес) в театр новый сценический наряд.
Мертвая актриса хищно смотрела на Максима. Мертвенно-бледное лицо, изуродованные щеки, большие, обведенные черными тенями глаза, которые обратились к Старикану, Этану Хиксу. Или Уильяму Терриссу.
– Старый дурак! Бездарность! – зашипела мертвая актриса. – Тебе следовало остаться в сумасшедшем доме!
– Но я… я… – залепетал Старикан.
– Не заставляй меня жалеть о том, что приняла тебя! Что позволила быть рядом!
Платье леди Макбет треснуло, платок слетел с головы, бледное лицо провалилось внутрь черепа, превратилось в огромную пасть с игольчатыми зубами. Старикан поднял к груди артритные руки, его лицо сморщилось от испуга.
– Ты не Террисс, – прошептал Максим. – Ты его убийца. Ричард Принс.
Старикан резко обернулся, словно его хлестнули по спине. Долю секунды Максим видел в глазах призрака остатки былой привязанности – «он действительно проникся ко мне? не пришел на ту встречу, чтобы спасти?» – а потом их затопили безумие и страх.
– Прочь с дороги! – Мертвая актриса оттолкнула Старикана.
Максим неосознанно сжал кулаки. Мертвая актриса сорвалась с места и кинулась на него. Она выбросила вперед бледные руки, которые удлинились и стали полупрозрачными, качнула головой и нетерпеливо щелкнула пастью. Сделай она это секундой позже – скорее всего, откусила бы Максиму лицо. Сомкнутые зубы врезались в его переносицу, в глазах полыхнуло черным, и по губам густо потекло. Однако Максим успел выставить вперед ногу, удар пришелся призраку в живот – а самого Максима отбросило к бетонной стене.
Мертвая актриса прыгнула в его сторону. Холодные пальцы впились Максиму в горло, и призрак прижал его спиной к трубам, которые поднимались к потолку. Максим ударился затылком о ржавый металл, и яркая боль брызнула из сломанной переносицы в череп. Он едва не потерял сознание.
«Это реально, потому что я в это верю? Что…» – мысль оборвалась, словно устыдившись своей неуместности и бесполезности. Задыхаясь, Максим попытался отпихнуть мертвую актрису коленом, схватил ее за руку. Он будто отрывал от горла сырую ветку…
Запах разложения, который он почувствовал еще во время спектакля, окутал его голову, забил горло. Перед глазами плыло, клацающие зубы – длинные, нечеловеческие – приближались.
Неожиданно воздух задрожал от какого-то звука или движения, и голова мертвой актрисы дернулась в сторону. Длинные пальцы разжались. Максим судорожно вздохнул ртом; из носа текла кровь.
Мертвая актриса сделала два неверных шага назад и обернулась. Старикан поднял над головой обломок ржавой трубы, но, судя по лицу, не для того, чтобы нанести второй удар, а чтобы защититься. Мертвая актриса разочарованно зарычала. Затем пронзительно вскрикнула и ударила Старикана наотмашь.
Старикан выронил трубу (возможно, точно так же он выронил нож, которым убил Уильяма Террисса), упал на колени, подполз к ногам мертвой актрисы и вцепился в щиколотки.
– Нет!.. Ты его испортишь… порвешь…
В этот момент что-то окончательно сломалось в фигуре мертвой актрисы, а верхнюю часть черепа будто смяло невидимое колесо.
– Пусти! – завопила она.
Максим развернулся и рванул по коридору. Наверное, так бегут к славе. В Настоящем Сценарии не хватало лишь ясности относительно судьбы главного героя.
Он вылетел в темный туннель, в зловонные тиски арочного свода, и бросился прочь что было сил. Под потолком тускло горели лампы аварийного освещения. Тени вздрагивали, моргали ампутированными веками. Дыхание было порывистым, а видения, проносящиеся перед глазами, – жуткими. В голове звенело, туннель плясал перед отекшими глазами.
