Все золото его рогов было нажито на пороках, страстях и сделках на крови. Вот и сейчас он принимал ставки на предстоящий бой. Эша втиснулась перед первым в очереди, вызвав протесты присутствующих, и кинула на стол мятый листок.
– Я покупаю этого, Тхарод. – Элвинг специально опустила принятое в пустыне вежливое обращение «вэл», так как единственным, что она испытывала к устроителю, – было презрение.
Два каменных биста-телохранителя сделали шаг вперед, чтобы выставить нахалку прочь, но Тхарод жестом остановил их. Казалось, он не был удивлен приходом элвинг или же старался тщательно это скрыть. А может, крутившийся за спиной Тхарода служка уже нашептал ему о ней. Пухлые пальцы с длинными золотыми когтями расправили бумажку. Клыки обнажились в мерзкой улыбке.
– Птичка летит к птичке, – заклокотал Тхарод, довольный своей шуткой.
На афише, сорванной с доски, был нарисован кайрин – грифон, крылатый зверь с когтистыми лапами и клыкастым клювом. Витая надпись сулила небывалое зрелище: бой на Великой Арене «до последней песчинки» – проще говоря, до последнего бойца.
Эша молчала. Зрачки-крестики сузились, практически превратившись в точку.
– А ты гораздо симпатичнее и моложе, чем о тебе говорят, Синичка. Или тебе больше нравится Белая Длань Дракона?
Бист облизнулся. Элвинг лишь приподняла бровь. Она научилась скрывать эмоции, тем более в делах с торговцами Аббарра, где первое правило гласило: проявленный при торгах интерес к предмету покупки может вылиться в немалые дополнительные расходы.
Нагнувшись к Тхароду, элвинг опустила руку в карман, улыбнувшись тому, как напряглись каменные лица телохранителей за его спиной. У нее еще оставалось несколько камней и монет. И именно за ними она полезла, а вот ножи висели на бедре, на поясе, были заткнуты в сапог… Одним словом, волноваться истуканам пока было не о чем.
Телохранители звякнули было оружием, но Тхарод жестом вновь остановил их.
Эша разжала кулак и показала устроителю крупный рубин превосходного качества – багровый, как кровь, и чистый, как слеза. Тхарод облизнулся и причмокнул. Он давно не видел таких. После того как основная шахта Силурии истощилась, за подобный камушек можно было выручить целое состояние. Не говоря уже о том, что этот мешок грифонских костей стоил гораздо меньше. Если быть честным, то стоил он не больше живого гвара или обрезков в лавке мясника на треть веса самого кайрина. Но где вы видели честного торговца? И Тхарод вряд ли бы добился всего, что имел, будь он порядочным и честным бистом хотя бы на треть.
Выказать согласие сразу было бы крайне непрактично и пагубно для репутации. Первый устроитель Великой Арены с огромным трудом отвел взгляд от камня, ведь второе правило Аббарра гласило: хочешь получить больше, не показывай покупателю свое желание расстаться с товаром.
– Лучшую цену за него не предложат, Вэл Тхарод, – пискнул помощник устроителя, аллати-рептилоид, и тут же притих под неодобрительным взглядом хозяина.
– У него сегодня бой. А с каждого боя я получу больше, чем стоит твой камушек, – как можно более небрежно фыркнул Тхарод, но блеск глаз, выступившая капля испарины на лбу и раздвоенный язык, что уже трижды облизнул пухлые губы, выдали его с потрохами.
– Ты уверен?
Эша оперлась на стол, и пачка расписок со ставками слетела на пол. Очередь за ее спиной все сильнее роптала. Все больше шей и голов тянулось, чтобы рассмотреть происходящее, а в шепоте проскальзывало: «элвинг», «рубин», «синичка». Эша отогнала мысль о том, что тот самый день настал, и, зажав рубин между большим и указательным пальцами, поднесла камень практически вплотную к морде биста и поймала красный отблеск в водянистых бледных глазах Тхарода.
– Перерыв на кварту, – проорал бист и хлопнул в ладоши.
В Аббарре время мерил песок. Огромный хронометр на центральном пике Черного Цветка был вершиной мастерства часовщиков Пустынного города. И раз время, в прямом смысле, текло, жители пользовались теми же мерами, что и для учета жидкостей. Что ж, у Эши была четверть часа, хотя ей будет достаточно втрое меньше.
Телохранители поспешно вытолкали всех зевак и опустили засовы на тяжелых дверях. В Павильоне Смерти стало непривычно тихо.
– Показывай товар, Тхарод.
– Если ты просишь… Синичка.
Бист жестом подозвал помощника и, встав из-за стола, неспешно пошел к дальней двери. Эша пошла следом. За ней двинулись телохранители.
Миновав коридор и смежную комнату, они оказались в полумраке длинной галереи, где по обе стороны располагались многочисленные клетки и загоны разного размера и степени защиты. Стоило открыть двери, как волна звуков накрыла Эшу. Помещение было наполнено сотнями голосов: рычание, блеяние, клекот сливались в единую какофонию смерти. Эша на мгновение закрыла глаза, отгораживая сознание от криков агонии. Многие из тварей совершенно обезумели, и в их голосах слышались лишь злоба, жажда крови и битвы, а кто-то просил об избавлении, выл о страданиях, голоде, боли истерзанной плоти. Эша отделяла от себя один голос за другим, пока не остались лишь тишина и шум шагов бистов. Ментальный барьер гулким эхом разносил каждый из оставленных звуков. Упади иголка в дальнем углу галереи, и Эша бы услышала ее звон.
Тхарод и его слуги остановились возле большой клетки. За толстыми прутьями безмолвно лежал зверь. Эша подошла вплотную. Это и был кайрин: увечный, с одним недоразвитым крылом, измученный, истощенный. Совсем не такой, как обещала афиша. Прошедший множество боев на арене и все еще живой. Сила и слабость. Несмотря на свой изъян, животное боролось за жизнь, упорно отказываясь подыхать даже после самых тяжелых ранений. Эша смотрела на старые белые шрамы и запекшуюся на перьях кровь, на опухший глаз, на бурые корки на жале хвоста и кончиках рогов, на рваное ухо. Грифон тоже разглядывал ее – единственным оранжевым, как пламя, глазом. Он следил за ней, не проронив ни звука, и даже в его сознании не возникло ни единой мысли. Сегодняшний бой станет его последним. И он знал это.
До Эши доходили слухи, что Тхарод – устроитель одних из самых жестоких «игрищ» на Великой Арене. Они всегда шли до смерти одного из участников. Победителю разрешалось сожрать побежденного. Другой еды бойцам не давали. Вне зависимости, монстры бились или гладиаторы, условия были для всех равные. Разве что аллати и бисты получали в награду еще и жалованье, а рабы могли заработать свободу. А вот для животных был лишь один способ освободиться – умереть.
Эша поймала взгляд янтарного глаза и отвернулась, не в силах заглянуть в бездну.
Внутри элвинг поднималась волна ярости. Казалось, звери почувствовали эту еле сдерживаемую злость, замолчали и лишь глубже забились в клетки. В галерее стало непривычно тихо. А грифон все так же лежал неподвижно. Лишь тяжелое дыхание, спазмы боли и горящий огнем глаз.
