– Не смей засыпать, – услышала она голос Рэда.
Но и он растаял в тумане, стоило ногам коснуться земли.
Вокруг опять была лишь пустота.
Элвинг опустилась на землю и, обхватив колени, уткнулась в них лбом. Прошла вечность, но и ее не хватило, чтобы все забыть. Земля завибрировала. Гулкие тяжелые шаги отозвались во всем теле. Эша приподняла голову и увидела раздвоенные копыта северного оленя, вынырнувшие из молочной пелены. Олень опустил белую, словно сотканную из тумана голову и посмотрел красными водянистыми глазами.
– Пробуждение – это музыка, гармония внешнего с внутренним. Укроти силу. Подчини и подчинись, – услышала она голос старейшины Северных земель и увидела, как мимо пролетают белые хлопья снега.
Эша потянулась к шее и нащупала теплую глину окарины. «Подчинись и подчини». Ее тело было обездвижено, но сознание еще не угасло. И пока маленькая птичка летит за помощью, она сделает все, что в ее силах.
Элвинг уселась, подогнув под себя ноги, поднесла свистульку к губам и, зажав дырочки, выдула первую ноту, пронзительную, надрывную. Туман дрогнул, но не отступил. Тогда зазвучала вторая нота, и третья, и вот все они слились в простую мелодию, которую подсказывало сердце. Музыка устремилась сквозь туман, пронзая его и разрывая в клочья, а затем сплелась в узор. Одна мелодия накрыла собой другую. Теперь они звучали вместе, но элвинг выбрала ту, что давала истинную надежду.
Когда туман рассеялся, Эша увидела перед собой снежную долину, по краям которой чадили зеленые гейзеры. На белом покрывале вечной зимы, словно брошенные в сахар ягоды, пульсировали бутоны тьмы. Маленькие, средние, большие – несколько десятков ужасающих цветов крепко сомкнули свои лепестки. А в самом центре возвышался один – черный уродливый обелиск, источающий зло. Даже на расстоянии Эша видела, что он дышит, словно живое существо. Страх ледяными пальцами прикоснулся к затылку, на лбу выступила испарина, а воздуха в груди стало катастрофически мало.
Эша спустилась в долину.
«Неужели это Зеленый остров?» – подумала элвинг и попробовала отыскать глазами хоть какое-то подтверждение своей догадки. Но кроме снега и зеленой пелены, созданной гейзерами, вокруг не было ничего, не считая уродливых черных наростов вокруг. Небо сияло зелеными живыми огнями, словно духи танцевали в вышине, открывая врата в Бездну. А может, это и была сама Бездна?
Облачко пара вырывалось изо рта при каждом вздохе, но элвинг не ощущала холода. Колкий снег обжигал босые ноги, но она их почти не чувствовала. Эша продолжала идти мимо глянцевых набухших коконов – то ли растений, то ли личинок неведомых тварей – все ближе к центральному.
Эша остановилась. Вот он перед ней. Толстые стенки цветка вздрагивают. По их прожилкам бежит черная кровь. Внутри бьется чье-то сердце, удар за ударом.
Эша прислушалась. И вдруг такая тоска овладела элвинг, словно в стуке этого сердца сплелись печаль и боль, отчаяние и раскаяние, любовь и безнадежность. Осторожно она прикоснулась к цветку и тут же отдернула руку.
– Гаруна? – Эша почувствовала подругу.
– Прости, Эша, я не могла противиться ему, – слова звучали прямо в голове.
Элвинг вновь дотронулась до бутона, стараясь разглядеть хоть что-то сквозь плотные полупрозрачные листья. Тепло ее руки разгоняло тьму – словно это была лишь изморозь на окне, тающая от дыхания. Бутон под ладонью стал прозрачным, будто стекло. Элвинг сделала глубокий вдох и заглянула.
Среди вязкой слизи, в мерцающей черноте она различила силуэт с неестественно вывернутыми конечностями и откинутой назад головой. Мгновение, и изображение померкло.
Тогда Эша положила обе ладони на цветок, закрыла глаза и прикоснулась лбом к гладкой поверхности. Она приникла к самому лепестку, прозрачному и крепкому, как стекло, но живому и пульсирующему, как плоть. Ее сознание блуждало в мрачном коридоре, ища лазейку, незапертую дверь. Эша хотела проникнуть вглубь – туда, где слышался тихий гул, такой же, как в особняке, прежде чем дом превратился в Пожирателя.
Эша старалась нащупать нить сердца Маан, а когда нашла, то цепко ухватилась за эту тонкую серебряную вибрацию. Гул нарастал, усиливался, заполнял все вокруг, но лишь эта нить была важна.
Но вдруг все стихло. Преодолев барьер, Эша оказалась в крохотной темной комнате с покрытыми копотью стенами. С потолка спускались черные тонкие ветви, сплетались паутиной. А в центре сломанной куклой висела Маан.
Эша подошла ближе. Тонкие черные нити со всех сторон пронзали тело Уны, ныряли под белую полупрозрачную кожу, змеились, точно вены, перетекали, росли…
Эша посмотрела в лицо подруги. Веки были подняты, но глаза заволокла масляная тьма.
«Прямо как у Сиолы из видения», – подумала Эша.
– Но как, Уна? Как тебя угораздило? – с горечью спросила элвинг, прикасаясь к щеке аллати.
Тело шевельнулось, выгнулось в спазме. Чернильные слезы потекли по лицу Маан. Уна посмотрела на Эшу взглядом, полным боли и сожаления.
– Он обещал позаботиться о малышах, – раздался голос Гаруны в сознании Эши. – Говорил, что их ждет дом… Но я не знала, что он скармливает их… Меня… Делает из них чудовищ… Останови… мелодию в белом саду…
Черная ветвь, обвивающая шею аллати, зашуршала, сжимая кольца. Пелена вновь начала заволакивать ее взгляд. Гул вернулся. Сначала чуть слышно, затем громче и громче, он усиливался, пока не заполнил собою все.
– Кто он? Как найти его? Как остановить? – кричала Эша, не слыша себя саму.
И тут все звуки исчезли. Гаруна открыла рот и не своим голосом зловеще произнесла:
– Уже поздно. Уже слишком поздно.
И голос этот был тот же, что говорил устами Сиолы. Эша потянулась к поясу, но оружия не было. Бессильно элвинг сжала кулаки.
– Не бывает поздно, пока мы живы, – зло прорычала она. – Борись, Уна! Если ты знаешь, что нужно делать, то самое время рассказать!
Боль пронзила тело аллати. Черные вены-веточки устремились вверх, прорвали кожу и распустились крохотными обсидиановыми цветами, разбрасывая в воздух тысячи черных пылинок-спор. Все тело Маан было словно одна сплошная клумба, полная плодородной почвы, на которой всходили все новые и новые саженцы тьмы.
Уна прошептала:
– Господин, в нем сила… Освободи наши души, и он утратит контроль над нашими телами…
Не успела Эша ответить, как оказалась по ту сторону бутона.
– Нет, нет, нет! – Элвинг забила кулачками по стенкам монстра-цветка.
Тот лишь плотнее сжал лепестки. Эша пыталась разорвать кокон, скребла ногтями, но все было напрасно – панцирь, удерживающий подругу, лишь плотнее закручивался. До элвинг доносились ужасные звуки: вначале нечеловеческий стон, затем хруст… и после словно грязь хлюпала под ногами.
