В общем, цена этого невзрачного мешка невелика, но куда больше, чем моя жизнь. Кашик ничуть не огорчится, глядя, как меня рвут на части кайты. То есть, конечно, огорчится, но вовсе не из-за моей гибели. Ему будет жаль, что самый простой способ спасения обозного имущества не сработал.
Мне плевать на его специи, но не плевать на себя. Потому с самого начала повёл себя неспешно. Каждый шаг делал с осторожностью, стараясь не выдать своё продвижение всплеском.
Мать пыталась меня растить, как нормального ребёнка. А это подразумевает систему обучения. На учителей у неё средств не было, потому, в основном, сама этим занималась. Плюс подключала иногда всех, кто могли рассказать что-нибудь полезное. Мне приходилось строить из себя слабоумного, потому нечасто задавал таким рассказчикам дополнительные вопросы. Но когда услышал историю про нападение кайт на всадника, переправлявшегося через Красноводку, заинтересовался. Провёл аналогию с земными пираньями и начал уточнять. Потом выслушал несколько похожих рассказов от других людей. И понял, что речь идёт о принципиально иных рыбинах. Но чем-то они были схожи со знакомыми мне водными хищницами.
Только скорее не с пираньями, а с акулами.
Кайт привлекает движение и запах. Если не выдать себя ни тем, ни другим, есть шанс, что они меня за метр не почуют. Конечно, это только предположения, но ни один из выслушанных мне рассказов им не противоречил. Наоборот — подтверждали.
Тело у меня худое, но для своих лет рослое. Потому вода здесь, неподалёку от телеги, доставала мне лишь до нижней части груди. Течение успело унести муть, но как я ни пытался вглядываться, ни намёка на присутствие кайт не заметил.
До самых последних шагов.
Уже примеривался к злосчастному мешку, как вдруг метрах в десяти впереди и правее всплеснулась здоровенная тёмная торпеда речной хищницы. Я даже успел разглядеть, что в пасти она сжимает окровавленную грудную клетку, в которой уже не хватало доброй половины рёбер. Где-то там, на дне, продолжается пир над разбросанными останками тех, кому не повезло. Скорее — заканчивается. Мяса на костях почти не осталось, последнее догрызают.
Возничий успел освободить лошадь. Вон, болтаются на течении обрезанные постромки. Думаю — это к худшему, ведь прожорливым рыбам досталось не так много добычи. Как только прикончат остатки, начнут дружно носиться по округе в поисках добавки.
Надо успеть сделать все дела до того, как это случится.
Показалось, или в ноги толкнуло подводной волной от проплывшей рядом твари? Страх — лучший стимулятор воображения. Сейчас мне казалось, что все кайты Красноводки собрались вокруг меня, прочёсывая каждый сантиметр водного пространства.
Хвататься в таких условиях за мешок — опаснейшая затея. Я ведь даже не знаю, что там за специи. Если минеральная пыль из горько-солёных озёр, мне его с места не сдвинуть, а если что-то полегче, могу завалиться с ним на первом же шагу.
Потому попытался отвлечь кайт единственным доступным мне способом. Осторожно вытянул руку и одну за другой отпустил три заскорузлых от крови тряпки. Подхваченные течением, они начали стремительно удаляться, создавая вокруг себя ореолы притягательного запаха. Он очень интересен мельчайшим обитателям Красноводки. Плавающие насекомые и их личинки, мальки различных рыб и даже пресноводные креветки кишат здесь повсюду. Они такое не пропустят, устроят суматоху, которая может издали привлечь серьёзных созданий.
Одна из тряпок скрылась с негромким всплеском, возле второй на миг показалась спина, увенчанная спаренным чёрным плавником. Прекрасно, на такой шум должны пожаловать все кайты, которые крутятся поблизости. Не знаю, сработает моя уловка с побегами синельника или нет. Говорят, эти бестии чуют яд и не трогают самые лакомые приманки. Но чистую кровь на тряпье игнорировать не должны. Пока они поймут, что вкусной еды там нет, мне надо успеть отсюда убраться.
Мешок оказался подъёмным. Даже не мешок — мешочек. В такой и десяток килограмм муки не поместится, а то, что в нём сейчас находилось, по плотности приблизительно ей соответствовало. Но это для обычного человека — мелочь. Со мной всё сложнее. Происходи это до нападения на усадьбу, я бы тут же свалился. Но тело, уже чуть свыкнувшееся с усилившимся амулетом, не подвело. Пусть и с трудом, но я взгромоздил поклажу на плечо. И даже успел развернуться.
А затем окаменел. Потому что волна, толкнувшая тело в этот момент, не показалась. Я даже тень успел увидеть. Меня едва не задела огромная кайта. Возможно — самая здоровенная в Красноводке. Размером с крокодила-людоеда. Она направлялась в сторону всплесков, которые устраивал её собрат на пути следования брошенных в реку тряпок. Чуть ближе, и врезалась бы в меня своим бугристым носом. Да и сейчас до твари может дойти, что я не похож на корягу или куст водорослей. Вернётся и проверит.
На зуб.
Ниже по течению всплеснулось так, будто там кони резвятся. Скосив взгляд, увидел не слишком большую кайту, вокруг которой крутились плавники ещё нескольких. Их явно заинтересовало игривое поведение собрата.
Да, эта тварь вела себя странно. Держась на поверхности, судорожно изгибалась во все стороны, то и дело шумно ударяя хвостом. На миг успел увидеть в раззявленной пасти тёмные лоскуты, застрявшие среди выстроившихся в два ряда изогнутых зубов. И ярко-жёлтую палочку тоже заметил.
Мой замысел сработал. Не так, как я рассчитывал, но сработал.
Синельник — интересное растение. На правом берегу встречается не везде и редко в больших количествах, на левом — широко распространённый ползучий кустарник. Его свежесрезанные стебли по упругости схожи со сталью. Правда, уже через час-другой теряют это свойство. Детворе, забавляющейся с этим материалом, приходится срезать новые и новые. Я, наблюдая за жизнью аборигенов, не мог этого не заметить.
Стебли были очищены от шкуры, заточены с двух сторон и скручены в тугие рулончики, обёрнутые тряпьём. Я предполагал, что кайты могут проглотить их целиком, а желудочный сок у этих созданий настолько сильнодействующий, что его применяют в некоторых алхимических рецептах, как эффективнейший растворитель. То есть, был шанс, что в утробе твари ткань быстро сдастся, высвободив деревянную пружину. Что-то наподобие проделывали эскимосы при охоте на белых медведей. Только вместо синельника они использовался китовый ус, скрытый в замороженном комке жира. Тот размягчался от тепла в брюхе и «поражающий элемент» распрямлялся, нанося острыми концами фатальные ранения.
Но кайты чуют яд и прочие каверзы. Вот и здесь, наверное, заподозрила какой-то подвох. Однако голод и возбуждение не позволили оставить притягательно пахнущий предмет. Попыталась разжевать тряпку, и это получилось. Стебель высвободился в вертикальном положении, пробив пасть вверху и внизу. Теперь рыбина не могла закрыть рот и к тому же вела себя странно. Двигалась так, будто её частично парализовало. Или сильный шок, или что-то повредило всерьёз.
Судя по тому, как вели себя прочие кайты, они поняли, что тут намечается пирушка для каннибалов. И выстраивались в очередь, собираясь со всей округи. Я рисковал оказаться на пути очередной твари, так что, двигаться не прекращал. Но и не торопился с этим.
