– Интересно. Могу поклясться, что видел ее с вами не далее как в сентябре, падре. Вы вместе садились в поезд до Рима.
Это Анджело переводить не стал – лишь покачал головой и пожал плечами, прибегнув к старой итальянской манере игнорировать неудобные вопросы. Пожми плечами, а потом для верности еще раз. Знать ничего не знаю. Не спрашивайте меня.
Похоже, офицер СС засомневался. Его люди начали возвращаться во двор, и он махнул им, велев забираться в грузовик.
– Хочу напомнить, что укрывать евреев противозаконно, отец. Надеюсь, вы не прячете фрейлейн Росселли. Это не обернется ничем хорошим ни для вас, ни для ваших родственников.
Анджело быстро закивал:
– Конечно-конечно. Можете быть спокойны. Законы превыше всего. – Он раболепно склонил голову перед офицером и на мгновение повернулся к Джорджо де Луке. – И Джорджо, как приятно было тебя повидать. Если Ева будет звонить, непременно скажу, что ты заглядывал.
Джорджо побагровел и, ничего не ответив, потопал к машине. Немецкий офицер щелкнул каблуками и направился следом; лоб его рассекала глубокая складка. Анджело, Сантино и Фабия молча наблюдали, как они пересекают двор и выходят за ворота. Всех троих колотила дрожь.
Дом был перевернут от чердака до подвала, некоторые ценности конфискованы «в пользу рейха», однако сами Сантино и Фабия не пострадали, а виллу не реквизировали. Теперь не было никаких сомнений, что, останься Ева во Флоренции, она бы уже сидела в одном из нацистских грузовиков. СС в точности знали, где ее искать.
– Не задерживайтесь во Флоренции, – прошептал Анджело дедушке. – Как можно скорее уезжайте к дяде.
У него было предчувствие, что гестапо еще вернется.
Еву удивил этот вопрос. При устройстве на работу она сообщала свой адрес для личного дела. Капитан мог просто туда заглянуть. Да он и заглянул, скорее всего.
– Я снимаю комнату в гостевом крыле при церкви Святой Цецилии.
У нее не было причин лгать. Информацию было легко проверить, а такая версия выглядела вполне правдоподобной, учитывая, что жилье в Риме Еве подыскивал ее брат-священник. И все же ей не хотелось привлекать к обители излишнего внимания. В Святой Цецилии квартировала не только она.
На лице капитана промелькнуло нечитаемое выражение, словно он не ожидал, что Ева ответит честно.
– Я думал, вы живете у брата.
– Нет. Он работает в курии помощником монсеньора Лучано. Монсеньор и его сестра – коренные римляне и до сих пор живут в том же доме, где родились. Анджело мог бы поселиться в духовном училище вместе с другими священниками и секретарями Ватикана, но он старается быть как можно более полезным для монсеньора. В последние годы у того развились проблемы со здоровьем. – Так логично. Так разумно. Так рационально. И все же у Евы сжался от тревоги желудок.
– Вот оно что. – Капитан улыбнулся и дружелюбно ей кивнул. – А где именно находится эта церковь? Я пока плохо знаком с местностью.
– На западном берегу Тибра, в Трастевере. Вы бывали в Трастевере? – Сама будничность. Никаких секретов от начальства.
– Ах да, Трастевере, – кивнул капитан, будто все внезапно обрело для него смысл. – Разве это не еврейский квартал?
Ева ждала этого вопроса, а потому с легкостью сделала удивленное лицо.
– Не думаю, что встречала там хоть одного еврея. Да и как бы я его узнала? У нас в обители все католики.
Ответ прозвучал простодушно, даже глуповато, и капитан, рассмеявшись, похлопал ее по руке.
– Дотуда неблизкий путь, а темнеет сейчас рано. Надо отпускать вас пораньше, чтобы вы успевали добраться домой до комендантского часа.
Анджело твердил ей это каждый божий день.
– Это было бы очень великодушно с вашей стороны. Я все время боюсь, что меня задержат.
– Тогда решено. Можете сегодня уйти в половину пятого.
Ева уже развернулась, собираясь покинуть кабинет, когда за спиной внезапно раздалось:
– И кстати, Ева…
Капитан впервые назвал ее по имени, а не фрейлейн Бьянко, и она немедленно напряглась, однако обернулась к начальству с неизменной улыбкой.
– Если вы услышите о каком-нибудь еврее по соседству… Сообщите мне. – Это была не просьба. – За хорошее вознаграждение, конечно.
Ева кивнула, чувствуя, как к горлу подкатывает желчь, и поспешила выйти из кабинета. Только накануне она подслушала болтовню солдат о девушке-еврейке, которая выдала гестапо десятки своих собратьев. Ее любимым занятием было слоняться по рынку в самые оживленные часы или стоять в очереди за пайками, где она демонстративно приветствовала друзей и знакомых членов общины. Офицеры СС, которые следовали за ней по пятам, немедленно брали бедняг на заметку, и вскоре те оказывались на виа Тассо, даже не подозревая, что раскрыла их сестра по крови. Ее услуги были для немцев неоценимы, и они щедро вознаграждали приспешницу лирами и свободой.
Интересно, гадала Ева, задумывалась ли та девушка, что произойдет, когда она окажется последней из римских евреев? Когда перестанет представлять ценность для гестапо? Если бы Ева знала ее имя, то без сомнений прикончила бы иуду собственными руками.
Услышав эту историю, Анджело в отвращении покачал головой, но, как и полагается хорошему священнику, попросил Еву простить.
– Твоя ненависть лишь тебе навредит, – вздохнул он.
– Главное, чтобы я успела навредить ей. А я очень, очень хочу ей навредить.
Анджело только рассмеялся над ее неистовством и дернул за локон, будто в детстве.
– Что, если кто-нибудь укажет на меня на улице и я точно так же исчезну по щелчку пальцев? Что тогда, Анджело? Тебе будет легко простить?
Он смерил ее угрюмым взглядом. От недавней улыбки не осталось и следа.
– Помнишь, как я попросил тебя больше не приходить к семинарии с бабушкой?
– О да. Ты сказал, что я тебе не сестра, не кузина и вообще не родственница. И что ты ко мне слишком привязан. – Конечно, Ева его дразнила, но воспоминание все равно всколыхнуло старую боль.
– Я пытался тебя защитить.
– И какое отношение это имеет к прощению?
– Я велел тебе больше не приходить, потому что некоторые мальчики взяли тебя на заметку. Начали о тебе расспрашивать. Просить познакомить. Я отказался. Они думали, что ты моя кузина, и не понимали, почему я тебя так ревностно оберегаю.
У Евы вырвался смешок, но Анджело даже не улыбнулся.
– Я ударил одного из них. Разбил губу и поставил фингал под глазом. Он сказал, что, если бы у него была такая сестренка, он бы уединялся с ней почаще.
Ева чуть заметно приподняла бровь.
– Отец Себастиано решил, будто меня дразнили из-за ноги. Я не стал его разубеждать, но уже тогда понял, что мои чувства к тебе далеки от братских. Понял, что должен защитить тебя… от себя самого. Когда дело касается тебя, мои инстинкты выходят из-под контроля. Не знаю, сумею ли я простить того, кто причинит тебе вред. Но если не смогу тебя защитить, себе уж точно не прощу.
