Джулия расплакалась, когда я вернула ей обручальное кольцо. А потом разозлилась, как Анджело, когда я объяснила, где его нашла. Однако они с Марио не стали на меня орать. Вместо этого они сразу начали строить планы, как бы вывезти с виа Тассо весь бочонок. Марио сказал, что на черном рынке за него можно будет купить что угодно – от молока и обуви до безопасной эвакуации в Швейцарию. Поэтому он уговорил Анджело не отказываться от золота. Ему за столькими нужно присматривать, за стольких бояться; но, полагаю, главная причина, по которой он все‑таки взял драгоценности, – это чтобы я не пошла обменивать их на черный рынок сама.
Должно быть, Марио заметил его колебания, потому что добавил, что это золото спасет сотни жизней. Анджело кивнул, но ответил, что он больше беспокоится из‑за моей жизни и опасности, которой я себя подвергаю.
Я возразила ему, что моя жизнь в данном случае не приоритетна. Он не стал спорить, но, когда поднял на меня глаза, ответ был написан у него на лице крупными буквами. Я – его приоритет. Не знаю, когда это изменилось, но теперь это так.
Золотая пилка, которую я сунула в туфлю, по‑прежнему там и лежит. Конечно, это сомнительное оружие, хотя лезвие у нее довольно острое. Однако она напоминает мне о том, что с нами сделали, и почему‑то придает храбрости.
Ева Росселли
Глава 15
Рождество
Утром в сочельник Анджело первым делом заглянул в кабинет монсеньора О’Флаэрти и предложил ему прогуляться до грузовой площадки позади Ватикана, где располагались кухни и служебные входы.
– У меня для вас сюрприз, монсеньор. Ответ на ваши молитвы.
– Какие именно, Анджело? В последнее время я молился о множестве разных вещей.
– Еда, одежда, припасы. Подарки.
– Подарки?
– Разве не вы говорили, что нашим маленьким пилигримам не помешает в Рождество немного веселья?
Глаза монсеньора вспыхнули надеждой.
– Что за чудо ты сотворил?
– Я? Никакого, – пожал плечами Анджело. После чего добавил с ужасным ирландским акцентом: – Одна из наших помощниц наткнулась на горшок с золотом.
– Что ты имеешь в виду?
– Помните Еву? Девушку, которая случайно устроилась на работу в штаб гестапо?
– Ах да. Ева. – Глаза монсеньора сузились. – Монсеньор Лучано недавно про нее говорил.
Анджело не хотел знать, что говорил про Еву монсеньор Лучано.
– Она нашла золото, которое Капплер отобрал у евреев. Все пятьдесят килограммов. Они пылились в чулане на виа Тассо, как будто немцы так и не придумали, что с ними делать.
Монсеньор осенил себя крестным знамением и медленно выдохнул:
– Господь милосердный. Какая ирония!
– Ева отыскала кольцо, которое принадлежало сестре ее тети. Это одна из квартиранток Святой Цецилии. Всего она принесла четыре полные пригоршни золота. И на следующий день еще столько же.
Монсеньор уставился на него с отвисшей челюстью, и Анджело невольно задумался, был ли у него самого такой вид, когда Ева впервые призналась ему в своем подвиге. Она была слишком бесстрашной. Слишком безрассудной.
– Что ж, немцам это золото все равно не принадлежит, – ответил О’Флаэрти, по-прежнему недоверчиво качая головой.
– Нет. Не принадлежит. Но Ева забрала его не для себя. Она отдала все драгоценности мне, и я купил на них это.
Анджело отдернул брезентовые фалды грузовика, и монсеньор протяжно присвистнул. Кузов машины ломился от еды, игрушек и разнообразных припасов.
– Сегодня Рождество, монсеньор. Пора развозить подарки.
О’Флаэрти расхохотался и пустился в пляс. Не успел Анджело и глазом моргнуть, как его тоже втянули в ирландскую джигу.
– Монсеньор, я не танцую!.. – завопил он, с трудом пытаясь не растянуться на полу.
– Ну конечно, танцуешь! – возразил О’Флаэрти, но все-таки сжалился над ним и закончил танец в одиночку, высоко вскидывая колени и не переставая посмеиваться.
– Ева уже завернула и подписала все подарки, чтобы мы не перепутали, куда какой. Иудеи отмечают Хануку, а не Рождество, но она сказала, что это не принципиально. И что в этом году мы все можем отпраздновать день рождения Иисуса, раз уж Его церковь защищает ее народ.
– Мне нравится эта девчонка, – усмехнулся О’Флаэрти и еще пару раз щелкнул каблуками.
Анджело она тоже нравилась, но об этом он решил монсеньору не говорить.
– Что ж, тогда время для богоугодного дела. – О’Флаэрти хлопнул Анджело по спине. – Не будем медлить!
Весь день до вечера они колесили по городу: развозили гостинцы и благословляли детей, спрятанных в монастырях – там, где особенно не хватало еды, ботинок и поводов для веселья. Монсеньору О’Флаэрти было опасно покидать Ватикан, но он и так все время рисковал, а сегодня у них с Анджело была не только благовидная, но и правдивая причина объехать римские обители.
– Эта твоя Ева. Расскажи мне про нее, – попросил в какой-то момент монсеньор с пассажирского сиденья. Анджело вел грузовик, ужасно довольный собой. Ему нечасто выпадала возможность порулить, и он никогда не позволял протезу лишать себя такого удовольствия.
Анджело покосился на монсеньора, гадая, какой смысл тот вкладывает в слово «твоя», однако не стал ни спорить, ни отнекиваться.
– Мы выросли вместе и были так близки, как только могут быть два человека. Мои бабушка с дедушкой работали на ее отца и жили у него в доме. Я переехал в Италию в одиннадцать лет и, когда не учился в семинарии, проводил все время с ее семьей. Думаю, будет правдой сказать, что я люблю ее больше жизни.
Все это действительно было правдой, если опустить некоторые усложняющие детали и побочные сюжетные линии.
– И все-таки ты стал священником, – задумчиво ответил О’Флаэрти.
– Да.
Монсеньор перевел взгляд за окно. Некоторое время он хранил молчание, словно осмысливая запутанные жизненные решения Анджело.
– Она красивая девушка, – наконец произнес он негромко.
– Да, – снова кивнул Анджело, не видя смысла лукавить.
– Я слышал, она играет на скрипке? – добавил монсеньор.
– Ева потрясающая скрипачка. Получила классическое образование.
– Интересно, знает ли она кельтскую музыку, – пробормотал О’Флаэрти, и Анджело тут же расслабился. – Мне ее здесь не хватает.
– Ева почти что угодно может сыграть на слух. Я попрошу ее вас порадовать.
– Она же не работает в Рождество?
– Нет.
– Тогда она просто обязана присоединиться к нам завтра. Мы в любом случае не развезем все подарки за один день. Навестим католические школы прямо в Рождество. Ева заслуживает увидеть плоды своих трудов.
