— И чем это вызвано? Разве не прекрасен девиз Великой французской революции: «Liberté, Égalité, Fraternité» — перейдя на французский, произнесла Беневская младшая.
— Мария Аркадьевна, слова хорошие, что-то подобное нам и Христос завещал. Только вот под этот девиз за время революции Франция потеряла больше трехсот тысяч своих граждан, а это почти один процент всего населения. За время наполеоновских войн эта цифра увеличилась почти до трех миллионов, то есть погиб каждый десятый француз. Причем большинство из погибших мужчины, которые могли бы завести семьи, продолжить свой род. Поэтому, какие реальные потери в людях понесла Франция от этого девиза сейчас не сосчитать. Но они огромные. И я не хотел бы, чтобы такое случилось в России. А у нас?! Если полыхнёт, будет куда страшнее! — произнося всё это, я не отрывал взгляда от голубых глаз девушки. — Как написал наш великий поэт Александр Сергеевич Пушкин: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!». А если он будет осмысленный, идейный, то кровь Вандеи, покажется каплей в том озере, которое прольётся на Руси. Брат на брата, сын на отца. Гражданская война!
— Тимофей Васильевич, Вы говорите ужасные вещи! Неужели такое возможно?! — эмоционально воскликнула старшая Беневская, прижав руки к губам.
— Уважаемая, Нина Викторовна, вся история человечества показывает, что когда всплывает вопрос о социальном равенстве и сословных привилегиях, он, как правило, заканчивается большой кровью, особенно в пару-тройку последних веков: английская и французская революции, Гражданская война в Америке, карбонарии в Италии, декабристы и народовольцы в Российской империи. Последние социалистические учения выдвинули социальное равенство в качестве цели и идеала. При этом люди, призывающие к этому, готовы достигать поставленных целей с помощью террора…
— А как по-другому можно достучаться до правящей элиты, которая не хочет видеть, как живёт её народ? — перебила меня Мария.
«Да, девочка, а мозги тебе изрядно промыли, — подумал я. — И что делать?! Ну не хочется мне, чтобы такая красивая и желающая лучшего для народа девушка пришла к тому, что с ней случилось в моём мире. Ладно, попробую достучаться до разума, а не получится, пройдусь по чувствам».
— Мария Аркадьевна, самое плохое в великих утопиях, в великих идеях, как дать людям свободу, равенство, научить их жить по справедливости то, что их идеологи считают, что ради этого можно всё! Можно переступить через любые христовы заповеди, — я вздохнул поглубже перед тем, как продолжить. — Откуда берутся террористы? Ни одного ребенка в школе, гимназии и дальше в университете не учат, что можно взрывать, убивать, лгать, предавать. Не учат этому и родители. Детям пытаются привить другое — понятия долга, чести, патриотизма! Но беда в том, что находятся люди, которые говорят — ради вот этого великого блага в будущем — в настоящем можно все. Убивать, взрывать, злоумышлять! Не все покупаются. Большинство на такие лозунги не ведутся, но ведь есть, кто покупается?! И тогда творятся страшные вещи.
Я замолчал и обвёл взглядом Беневских, внимательно смотревших на меня с разным выражением на лице.
— Почти семь лет назад, когда конвойной службой цесаревича Николая, совместно с полицейскими и жандармами в Хабаровске были предотвращены два покушения на наследника престола, один из террористов убил мою невенчанную жену и неродившегося ребёнка. Зачем он это сделал, когда Дарья покупала на рынке продукты для приготовления праздничного ужина на мой день рождения, я так и не нашёл ответа до сегодняшнего дня.
Нина Викторовна всхлипнула и, достав из рукава платок, начала вытирать глаза. Мария смотрела на меня каким-то отстранённым взглядом, но в её глазах набухали слёзы. Генерал, что-то прошептав про себя, потянулся за графином с водкой, а Иван застыл, держа в руках вилку и нож.
— Об этом мало кто знает, — продолжил я. — Рассказал я это здесь только для того, чтобы вы, Мария Аркадьевна, поняли, что идеи об изменении мира или правоустройства в отдельной стране, как правило, приводят к трагедиям отдельных лиц.
Я замолчал, а в комнате повисла напряжённая тишина.
— А что случилось с тем террористом? — прервал молчание Иван.
— При попытке захватить его живым, он совершил самоубийство, — ответил я.
— Какой ужас, — тихо произнесла старшая Беневская и перекрестилась, а Аркадий Семенович по-гусарски отправил водку в рот.
Иван с сожалением посмотрел на графин, отец налил ему только одну рюмку за время обеда, а Мария застыла, уйдя в себя, переваривая полученную информацию.
Между тем, генерал Беневский, разгладив усы и бороду, задал вопрос:
— Тимофей Васильевич, а как Вы видите решение данного вопроса?
— Ваше превосходительство…, - начал я.
— Без чинов, мы же договорились, — перебил меня генерал.
— Аркадий Семенович, я думаю, что надо начать с себя, — ответил я.
— В каком смысле? — поинтересовался Беневский.
После этого вопроса я рассказал присутствующим за столом, как получил в качестве наград два имения под Петербургом, и как там, благодаря моему управляющему Сазонову, работает «колхоз». Результаты, кстати, действительно были впечатляющими. За неполный десяток лет Александр Иванович в Курковицах и Калитино организовал супердоходное предприятие по производству картофеля и производных из него, а также масла и круп. Шестьдесят пять дворов, бывших изначально, уже приближались к ста. Стала ощущаться нехватка моих земель для дальнейшего развития, но при этом все крестьянские семьи имели новые дома. С личным хозяйством у них, правда, как-то не заладилось. В своём письме ещё пять лет назад, Сазанов описал, как крестьяне по договору аренды получили в своё распоряжение полагавшихся им коров, но через пару месяцев вернули их на общую ферму. Работать за денежку оказалось более выгодным, а масло и молоко, да и тот же обрат они получали по договору. Небольшие огороды во дворах остались, но это из-за крестьянской упёртости. Чтобы было! Смертность в имении была минимальной, с долгами все расплатились. Вкалывали, конечно, хорошо, но и жили по сравнению с другими, я бы сказал отлично. Ну, и мне на карман капало.
На моё описание «колхозов» очень жарко отреагировал младший Беневский.
— Тимофей Васильевич, получается, что вы у себя в имении создали коммуну?
— Боюсь Вас разочаровать, Иван Аркадьевич, но это не так. Тут, Марина Аркадьевна, назвала вас «толстовцем». Это так?
— Да, я являюсь единомышленником Льва Николаевича и по окончании обучения в университете, где изучаю сельское хозяйство, хочу создать в нашем имении такую коммуну.
Я заметил, как поморщились родители Ивана, но перебивать его не стал.
— Лев Николаевич — это не только великий писатель, он еще и современный философ с самой большой буквы. Его учение перевернёт сознание людей, — продолжил младший Беневский.
