— Что он сказал? — спросил я казака-забайкальца, который продолжал меня сопровождать.
— Ругается, что плохо попал. Не убил, а только ранил в плечо. Винтовка старая, глаза старыми стали. Плохо видит, — ответил тот.
В полном изумлении уставился на якута. Я в четырехкратный бинокль не смог толком рассмотреть, куда он попал. Это какая же у него острота зрения? Больше четырехсот процентов? А какая же была, когда он хорошо видел? Потом перевёл взгляд на его винтовку. Кажется, Мартини-Генри, но не уверен. И как он из этого старья умудрился попасть?! В голове промелькнула интересная мысль, и я подозвал своего денщика, который, увидев меня, возвращающегося на позиции, присоединился к нашей группе. Отдал ему распоряжение на ухо, а сам стал выглядывать цель для старшего сына на артиллерийской позиции. В общем, из девяти выстрелов, которые сделали якуты, получились следующие результаты. У отца — один ранен, один убит. У старшего сына — один убитый. У младшего — один ранен. В общем, двадцать копеек семейство заработало и заставило замолчать две китайские пушки. Прислуга вся попряталась в укрытиях. Дёшево, сердито и эффективно!
В это время вернулся Хохлов и принёс кофр с мосинкой, специально изготовленной для снайперской стрельбы. С собой в командировку прихватил десять таких, но оптических прицелов, изготовленных аналогично прицела укороченного одна тысяча сорокового года из моего мира, было всего два. Объяснять, как работать с оптикой, якуту не собирался, тем более он и русского языка не знает, но дать отличную винтовку, почему бы и нет. Реклама и пиар требует жертв. В кофре также хранились средства для чистки оружия и десять снаряженных обойм со специально отобранными патронами.
Когда я открыл чехол, старший из якутов прошептал, что-то похожее на: «О, Сюгэ тойон!». В его черных глазах зажегся какой-то фанатичный огонь. Он даже не удержался и, присев на корточки, погладил приклад винтовки из ореха.
— Переведи ему, — обратился я к казаку. — Здесь пятьдесят очень хороших патронов. Я дам ещё сто таких же. Если он убьет сто маньчжур, то винтовка его.
Старший из якутов, выпрямившись, выслушал казака, улыбнулся и произнёс несколько предложений.
— Ваше высокоблагородие, он говорит, что ему надо потратить десять патронов, чтобы привыкнуть к оружию. Если винтовка так же хороша, как выглядит, то все остальные пули найдут свою цель. Он поражён вашей щедростью.
Вручив кофр якуту, оставил Хохлова и забайкальца с новорожденной группой снайперов, наказав последнему, чтобы выбивали прислугу пушек, направился, несмотря на продолжающий орудийный огонь в больницу. Пора было проведать Бутягиных и Машеньку.
Доехать до больницы не получилось. На полпути меня перехватил посыльный от полицмейстера. На крыльце полицейского управления узнал от Батаревича, что казаки и ополченцы из переселенцев нашли большой лагерь китайцев, где их было около двух тысяч человек, и сейчас гонят их на лесопилку. Полицмейстеру нужна помощь хотя бы из двух расчетов пулемётов, чтобы сдержать такую толпу.
Под непрекращающимся артиллерийским огнём вернулся на позиции на берегу и, взяв на всякий случай четыре расчета, вернулся к полицейскому управлению, где нас должен был дожидаться посыльный. Тот оказался на месте, и мы потрусили неспешной рысью навстречу большому конвою из китайцев.
Увиденная картина добавила адреналин в кровь. От деревни Астрахановки по дороге вдоль реки Зее по два-три человека в ряд передвигалась колонна китайцев, растянувшаяся почти на две версты. По бокам её сопровождали два десятка верховых, уставших и злых, как черти, казаков, то и дело пускавших в ход нагайки. Ещё в охране было три десятка переселенцев, вооруженных американскими топорами на длинных ручках. Такой топор входил в инвентарь, выдаваемый переселенцам. У некоторых из них за поясом я также увидел револьверы.
Подъехал к группе верховых, сопровождавших полицмейстера, вокруг которой уже собиралась большая толпа жителей Благовещенска, пережидающих в этом месте уже вторые сутки артиллерийский обстрел. Видя, что Батаревич занят активной беседой с горожанами, направился с казаками к колонне.
— Скажи-ка, братец, где вы их столько нашли? — поинтересовался я у казака Амурского полка с лычками старшего урядника.
— В трёх верстах за Астраханкой, Ваше высокобродь, вытирая рукавом пот со лба, ответил казак. — У них там целый полевой бивак был оборудован.
— Как же вы их стронули-то с места? Их же чуть ли не в сто раз больше было?
— Немного повоевать пришлось. Уходя у них и оружие кое-какое нашлось. Из огнестрельного в основном револьверы. Но хлипкие душой они. Как пару десятков узкоглазых, что оружием грозить, да стрелять начали, в землю вбили, так остальные, как шёлковые стали, — урядник устало, но победно улыбнулся. — В конце конвоя две подводы с отобранным оружием едут. По дороге ещё много подобрали. Идут и сбрасывают под ноги. Тьфу, слабаки, — казак, чуть свесившись с седла, сплюнул на землю.
— А по дороге бежать не пытались? — поинтересовался я.
— Было несколько человек. Да от пули не убежишь. Если бы все врассыпную кинулись или напали, тогда бы вырвались. А так!… Аники-воины, нет в них стержня нашего казачьего.
«Нда, никакого тебе либерализма и толерантности, — усмехнулся я про себя. — Обнажил оружие — умри. Интересно, сколько казачки народу положили, и что им за это будет?!»
За разговор с урядником и своими мыслями не заметил, как доехали до места, где остановился полицмейстер. Батаревич, закончив что-то говорить жителям, присоединился к нашей группе.
— Что будем делать, Тимофей Васильевич? Я же не предполагал, что мы их почти всех соберём. Почитай, три тысячи народу набирается. Куда их девать?
— Отправить на ту сторону. И отправить немедленно. Если сегодня ночью будет штурм города, то никакие стены не удержат три тысячи потенциальных противников.
— Господи! Как их переправлять-то? — покачиваясь в седле, полицмейстер достал платок и, сняв фуражку, вытер струйки пота, катящиеся по вискам.
— На лесопилке полно бревен и досок, на самой реке, рядом с ней много сплавленного леса. Пусть китайцы делают плоты. Сплавим их в Амур по Зее. Там как раз течение к китайскому берегу направлено. Доберутся. Кто плавать не умеет на плоту, кто умеет, то держась за канаты, которые можно пустить по бортам плотов. Я тут прикинул, плот из пятнадцати бревен диаметром в фут и длинной в четыре сажени сможет нести пятьдесят человек.
— И стоить будет семь-восемь рублей. А таких надо шестьдесят, — грустно сказал полицмейстер и вновь стёр пот с висков. — Не думаю, что Павел Васильевич согласится потерять пятьсот рублей. Лесопилку-то он, как гласный городской Думы предоставил для моих нужд, когда я объяснил ему проблему. Но потерять почти тысячу стволов леса. Даже и не знаю, Тимофей Васильевич, как обратиться к нему с такой просьбой.
— Леонид Феофилактович, думаю, что директор-распорядитель Амурского золотопромышленного общества найдёт в себе силы пожертвовать на оборону города пятьсот рублей, — я потеребил темляк шашки. — Представьте, какие потери будут, если город захватят китайцы, которым на помощь смогут прийти вот эти вот три тысячи, можно сказать, пленников. От них надо срочно избавляться. Не расстреливать же их безоружных?!
