— Я думала, вы развлекали гостью.
Он глянул в сторону своего убежища, а потом снова на нее.
— Почему вы так решили?
— Я слышала… — Девушка отняла от лица руки и продолжила шепотом: — Стуки… А, потом стоны… О господи!
Чейз хмыкнул.
— Если вы надеялись услышать что-то непристойное, то я вас разочарую. Я навешивал панели. На стены. Работал с молотком и гвоздями. Попал себе по пальцу. Тут поневоле застонешь.
— О! — Алекс нервно рассмеялась. — Слава богу! Какое облегчение! Я не о том, что вы ранили себя, конечно. Мне жаль, что так получилось. Я просто радуюсь тому, что вы не…
— Абсолютно голый и не обливаюсь потом от тяжких трудов?
— Э… Да.
Чейз стиснул зубы. Можно было бы продолжать веселиться и дальше, но большой палец больше не соглашался терпеть.
— У кухарки вон там есть бинт. — Он показал подбородком на верхнюю полку посудного шкафа. — Будьте так любезны, достаньте.
Однако Алекс не послушалась его, подошла и осмотрела рану.
— Повязка здесь не поможет.
— Это совсем не большая ранка.
— Но глубокая. Ее надо осторожно очистить.
— И так сойдет.
— Я видела, как такие раны начинали быстро гноиться. Большие и сильные мужчины таяли как свечки.
— По правде говоря, это не ваше дело. — Чейз начал раздражаться, представив, как она ухаживает за большими и сильными мужчинами.
— Нет, это мое дело. Если вы умрете от гангрены или столбняка, мне никто не заплатит жалованье.
Что ж, весьма откровенно. Он протянул ей руку.
Алекс тщательно промыла рану кипяченой водой из чайника, как следует намылив ладонь. Чейз морщился.
Дьявол тебя забери! Проклятье!
Затем девушка вытащила у него из кармана фляжку.
— Вы позволите? — Отвинтила пробку и поднесла фляжку к его губам. На его недоуменный взгляд ответила: — Вам захочется выпить. Будет больно.
Чейз сделал глоток. Дело не в боли, он просто не мог отказаться от хорошего
бренди.
И стал наблюдать за тем, что делает Алекс. А она принялась лить ароматный напиток в рану тонкой струйкой, пока бренди не наполнил ее целиком. Потом сжала края раны, выдавливая кровь, и повторила операцию обеззараживания.
Внешне Чейз мужественно переносил боль, но внутри… Господи!
Когда девушка завинтила фляжку и отставила ее в сторону, он вздохнул с облегчением.
Но тут Алекс принялась обыскивать полки.
— Нам нужен уксус.
Еще не все? Кошмар!
Чейз поморщился, когда она начала новый круг мучений.
— Как там девочки? Бы начали с ними заниматься? — спросил он, чтобы отвлечься.
— Дело продвигается очень медленно. Я пыталась заслужить их доверие, но такие душевные травмы, как у них, быстро не лечатся. Давно умерли их родители?
— Понятия не имею, — признался он. — Я даже не уверен, что они сироты. Девочки могут быть просто незаконнорожденными.
— Они не?.. — Алекс резко замолчала, решив не выяснять все до конца.
— Мои? — Он лишь пожал плечами. — Я еще учился в школе, когда родилась Розамунда. Это правда, у меня есть врожденный дар соблазнять, но не настолько же я скороспелый. Мне известно лишь, что их отец так и не объявился, а женщина, которую они называли своей матерью, умерла три года назад. И с тех пор родственники передают их с рук на руки или отправляют в школы-интернаты.
Она прищелкнула языком.
— Несмотря на все проделки, мне их жалко.
«Могла бы и меня пожалеть», — подумал он.
Пребывание мисс Маунтбаттен под одной крышей с ним представлялось ему постоянным искушением. Чейз боролся со своим искушением, но добился примерно такого же успеха, как чайки в борьбе с Королевским военным флотом.
С глаз долой, не всегда из сердца вон. По ночам он вдруг начинал думать о ней: наверху… одна… в темноте… Но хуже всего было по утрам. О господи, каждый день он начинал с того, что представлял себе, как держит ее за руку. Кроме того, он изо всех сил старался рассмешить ее, но и в этом пока не преуспел, потому что она, как правило, лишь принужденно улыбалась ему. Однако он был готов одним махом преодолеть все четыре лестничных пролета.
Когда вчера Розамунда разбудила его коротким возгласом: «Глисты!» — он тут же вскочил на ноги, собираясь помчаться наверх.
Хоть и не всепоглощающее, но все же это было желание. Чейз прекрасно знал, что за невинной внешностью частенько прячется туго сжатая пружина, которая только ждет удобного момента, чтобы распрямиться. В темноте ночи с этой расстегнутой пуговичкой на рубашке и с распущенной черной косой Александра Маунтбаттен может преподнести еще ого-го, какие сюрпризы.
Стоило ему вызвать в воображении этот образ, как ее волосы рассыпались по плечам. Он стал смотреть на блестящие, как черный атлас, пряди.
Александра сложила губы сердечком и подула на рану, чтобы подсушить.
Боже милосердный!
— Нет никакого сомнения, что они умные девочки, — продолжала она, обмахивая ладонью его палец. — Но жизнь преподнесла им тяжелые уроки. Достаточно взглянуть на то, что происходит с Миллисент, и станет понятно, насколько глубока травма, полученная Дейзи. А Розамунда?.. Проведите с ней всего несколько минут, и вы поймете, что ее приучили быть подозрительной. Не так-то просто добиться, чтобы она перестала воспринимать всех как врагов. Потребуется много времени и терпения, пока она вновь не начнет испытывать к близким доверие.
— У вас есть время — до Михайлова дня.
— У нас есть время до Михайлова дня.
Алекс ловко закрепила повязку.
— Приучать детей к дисциплине не мой талант. Поэтому я нанял вас, чтобы вы держали их в ежовых рукавицах.
Алекс подняла на него глаза.
— Возможно, им совсем не нужно, чтобы кто-то держал их в ежовых рукавицах. Было бы лучше, если бы этот кто-то впустил их в свое сердце.
В сердце?
Он отнял у нее руку.
— О нет! Не надо мне этих идей!
— А что, Господь запрещает женщинам иметь идеи?
— Идеи — это прекрасно, но только не такие. Мне знаком этот женский взгляд. На меня так уже смотрели, и не раз. Вы думаете, что сможете уговорить меня остепениться, угомониться и стать домоседом?
— От вас это не требуется. У меня отец был моряком, капитаном. Я выросла на корабле. Мы обогнули земной шар, но я при этом ни разу не усомнилась, что отец любит меня.
— Подождите… Вы выросли на корабле? И обогнули земной шар?
