Она молча убрала на полку остатки бинта.
— Наверное, не надо было об этом говорить.
— Наоборот. Мне кажется, об этом обязательно нужно было сказать. И уже давно.
— Неужели это важно? Возможно, я росла в не совсем обычных условиях, но это не означает, что мне не под силу выполнять свои обязанности. Я получила хорошее образование. Здесь, в Англии, в частной школе. Я… предупреждала вас, что мое воспитание далеко от светского, и вы сказали тогда, что это не имеет значения. — Голос ее был тих. Чейз заметил: она нервничает. — Мистер Рейно, мне нужна эта работа. Пожалуйста, не увольняйте меня.
— Не говорите глупостей. У меня и в мыслях этого не было. Я подразумевал совсем другое.
— Правда?
— Да. Вы должны были рассказать мне о себе. Если бы у меня за плечами было такое, я объявлял бы на каждом перекрестке: «Привет, меня зовут Чейз Рейно. Ребенком меня учили ходить по палубе торгового корабля, а волны семи морей качали мою колыбель». Я еще не говорил, что тропические закаты не могут сравниться с вашей красотой?.. Тогда женщины бы сами падали ко мне в постель.
— Разве они и так не падают к вам в постель?
— Падают. Но тогда они бы падали на полминуты раньше. За месяцы и годы сколько бы минут набежало дополнительно? Сколько бы женщин я еще узнал! Но давайте лучше дослушаем ваш рассказ.
Она отставила в сторону чайник.
— Мой отец был американцем. После американской революции…
— Восстания, — поправил он ее.
— Он стал моряком. И дослужился до первого помощника капитана. Как раз тогда они бросили якорь в бухте Манилы. Американцы одними из первых начали торговать с Филиппинскими островами. Помимо испанцев, конечно. Как бы то ни было, корабль простоял в бухте несколько месяцев. Там отец познакомился с моей матерью. И они полюбили друг друга.
— Значит, ваша мать из испанских колонистов?
— Дед мой был испанцем, а бабушка — местная.
Потрясающе! Это объясняло многое из того, что не давало Чейзу покоя. Жизнь на торговом судне приучила ее определять цену вещам, начиная от этой ленточки на шее и кончая телескопом и кометами. Он прикинул: мать наградила ее густыми черными волосами и изящно вздернутым носиком, а от отца она получила упрямый и независимый характер. Эти американцы страшно не любят, когда ими командуют.
— Если ваш отец был американцем и познакомился с вашей матушкой на Филиппинах… Как так получилось, что вы оказались в Англии?
— Это долгая история.
Чейз уставился на свой перевязанный палец.
— Этой ночью я ничем не занят.
Она помолчала, потом продолжила:
— После свадьбы отец отправился назад в Бостон и пообещал вернуться, как только подыщет себе партнера, чтобы купить собственный корабль. По его расчетам, это должно было занять не больше года, но набежало целых три. Когда отец вернулся на Филиппины, узнал, что мама умерла. Он стал вдовцом.
— И отцом.
Алекс кивнула.
— Большинство мужчин оставили бы ребенка в семье матери, но отец был не из таких. Он забрал меня на корабль, и мы отчалили. «Эсперанца» стала нашим домом на десять следующих лет. Отец назвал корабль именем матери. — Она улыбнулась. — А мать назвала меня в его честь. Имя у него было Александр.
— Романтично!
— Разве? Продолжение истории не было таким уж романтичным. Отец утонул вместе с «Эсперанцей» во время шторма, а я оказалась в Англии.
— Минуту! В вашем рассказе есть пробелы.
Например: кто оставил ее одну в незнакомой стране — и жив ли еще этот кто-то, чтобы его можно было наказать за это?
Она сменила тему.
— А как ваши родители встретили друг друга?
— Дайте подумать. — Чейз побарабанил пальцами по столу. — Мой отец был вторым сыном. У него было много влиятельных знакомых, но совершенно не было денег.
Он встретил девушку с приданым, но не имевшую высокого положения в обществе.
Сделал ей предложение, она согласилась, и они поженились. Через год появился я, потом мы жили кошмарной жизнью.
Алекс помолчала секунду.
— Моя история мне нравится больше.
— Мне тоже. Но моя история говорит о том, что я не имею никакого представления, что такое семья. Из меня не получится хорошего опекуна. Дьявол, у меня даже собаки никогда не было! Заставлять себя исполнять какие-то обязанности — не в моей натуре.
— Просто в вас слишком много мужского, чтобы привязать себя к чему-нибудь. Я права? — с усмешкой спросила она. — Это все, должно быть, из-за тех оленьих рогов.
— Не шутите с этим, — мягко сказал Чейз. — И уж если мы заговорили обо мне, считаю, вам весьма неразумно разгуливать среди ночи по дому известного соблазнителя.
Ваша репутация может серьезно пострадать.
— Меня это не пугает Вы же сказали, что мысль о том, чтобы соблазнить меня, даже не придет вам в голову.
— Да, но иногда, — проворковал он, — мужчина действует, полностью отключая голову.
Чейз наклонился, словно его неудержимо тянуло к ней. Одновременно он пытался убедить себя, что, если он сейчас поцелует ее, это пойдет ей только на пользу. Так, один мимолетный поцелуй. Всего лишь легкое касание губ. Это не будет таким уж ужасным поступком с его стороны.
Пусть ужасным, но совсем крошечным. В этом все дело. Такая своего рода метка с предостережением: «Будь внимательна! Отойди в сторону! Тут могут обитать чудовища!» В конце концов, он сделает ей одолжение.
Вот именно! Как-то он затащил в постель акробатку-венецианку. Так вот, даже ее гибкость не могла сравниться с гибкостью его морали.
Алекс уперлась руками ему в грудь.
— Подождите.
Она сказала «подождите»?
— «Подождите» — это не «остановитесь».
— Вы можете позволить себе действовать не раздумывая, — продолжала Алекс. — Мне же для всего требуется обоснование.
— Обоснование… — эхом отозвался он, удивившись.
— Когда мне нужно принять решение, я всегда рассматриваю все аргументы за и против.
— Напомните, перед необходимостью принять какое решение стоите вы сейчас.
— Разрешить или не разрешить вам поцеловать меня.
В изумлении Чейз уставился на нее.
— У вас ведь было такое намерение. Разве нет? Поцеловать меня… — Она побледнела от ужаса. — О господи! Вы ведь даже не собирались, да? Я вас не так поняла.
— Нет-нет, — заверил он ее. — Я как раз собирался.
— О! — вздохнула Алекс с облегчением, и ее щеки порозовели. — Это хорошо!
— Правда?
— Я пока не уверена полностью. Число «против» очень велико. — Она начала вынимать кусочки сахара из сахарницы и один за другим складывать на столе. — Я нахожусь у вас на службе. Вы мой работодатель и к тому же бесстыдный повеса. Вы откровенно играете мной. Я могу лишиться вашего уважения. Я могу лишиться самоуважения. Я могу натолкнуть вас на мысль, что собираюсь позволить вам и другие вольности, я не собираюсь этого делать.
