— Рейно?
Он встряхнулся.
Уинифред надула губки.
— Может, все-таки войдем в дом? — Она прижалась к нему, театрально содрогнувшись. — Мне холодно.
Ночь была жаркой даже для июля.
— Возможно, ты где-то подхватила простуду, дорогая. — Чейз махнул кучеру, чтобы тот оставался на месте — лучше не ставить лошадей в конюшню. — Если плохо себя чувствуешь, я отвезу тебя домой. Займемся этим в следующий раз.
— Не будь занудой. — Она обвила его шею руками и закачалась на ней, как маятник, пропитанный опиумом. — Ты так долго заставлял меня ждать этого момента. Слишком долго!
— Тогда пара дней ничего не решит. Ожидание только сделает все слаще.
Чейз попытался оторвать ее руки от своей шеи, но стоило ему освободиться от одной руки, как шею зажимала другая. Он даже был готов допустить, что на ее перчатках есть присоски — как у осьминога на щупальцах.
— Как-то ты грубо шутишь — Покачнувшись. Уинифред упала ему на грудь и обольстительно прошептала: — Берегись, я тоже могу пошутить…
Пальчиком в атласной перчатке она провела вдоль завитка его ушной раковины. Ощущение было приятным, но не настолько, чтобы он испытал отклик страсти в паху. Потом Уинифред засунула палец ему в ухо — на целую костяшку. Засунула и повернула!
— Тебе это нравится, шалунишка?
Вообще-то ему это совсем не нравилось.
Он выдернул ее палец из своего уха — оно при этом чмокнуло.
Все, достаточно, вечер закончился.
Во-первых, Уинифред была пьяна.
Во-вторых, ее прелюдия произвела на него неприятное впечатление. Чейз никогда не возражал против странностей в любовных утехах. В другое время и в другом месте он получил бы удовольствие от куда менее странных вещей, но только не сегодня.
В-третьих — и это самое важное, — мисс Маунтбаттен не шла у него из головы. Он, конечно, мог попытаться уговорить себя — большими трудами, обильным потом и сопением, — выбить из себя ее образ, но это был не его стиль.
Чейзу нравилось думать, что его уважение к женщине настолько велико, что он не может заниматься любовью с одной, а мечтать при этом о другой. Кроме того, если не отдаваться данному занятию всем сердцем, это может серьезно подмочить его репутацию, которую он отполировал до глянцевого блеска своими руками, губами и языком.
Чейз положил леди Чотон руки на плечи и легонько оттолкнул от себя.
— Послушай. Уинифред…
Она остановила его, прижав палец к губам Тот самый палец, который за минуту до этого на целую фалангу побывал у него в ухе.
— Ничего не хочу слушать, пока мы не окажемся в доме, а мои губы будут обхватывать твой…
Чейз так и не узнал, что Уинифред собиралась обхватить губами. Прежде чем леди успела закончить свою мысль, она вдруг пронзительно взвизгнула — этого было бы достаточно, чтобы полопались стекла.
Чейз в шоке замер Холод? Это было первое отчетливое ощущение. Потом — влага?
На них обрушился поток воды и окатил обоих с головы до ног.
Закинув мокрые волосы назад двумя руками. Чейз посмотрел наверх и увидел Розамунду и Дейзи, стоящих на подоконнике. Каждая из девочек держала в руках ведро.
— Простите великодушно! — крикнула Розамунда. — Нам нужно было избавиться от трюмной воды.
— На борту так много крыс, — добавила Дейзи, прижав рупором руки ко рту. — Не было бы чумы.
— Ах вы, маленькие…
Чтобы не употребить грубое слово, которое вертелось у него на языке, Чейз просто зарычал. Пусть лучше скроются с глаз и спрячутся, иначе он покажет им, что такое чума!
Уинифред визжала не переставая. Ее искусно уложенные золотистые локоны теперь висели сосульками, закрывая глаза. Трясущимися руками в перчатках она пыталась убрать их с лица.
Перед Чейзом появилось узкое окно возможностей, и он воспользовался им. Снял летнее пальто, накинул на плечи леди, а потом развернул ее лицом к экипажу и крикнул кучеру:
— Леди Чотон возвращается домой.
То ли из-за тяжести мокрой одежды, то ли из-за сопротивления Уинифред Чейзу и кучеру потребовалось довольно много времени, чтобы наконец — раз, два, взяли! — погрузить даму в карету. Потом Чейз боролся с облаком из фиолетового атласа и с нижними юбками, которые комом пропихнул внутрь экипажа, и захлопнул дверцу.
Узнав нужный адрес, кучер влез на козлы.
— Мы чудесно провели время!
Чейз помахал рукой вслед отъезжающей карете, развернулся на каблуках и рывком отворил дверь в дом.
Четыре пролета лестницы. Чейз медленно двинулся вверх, специально громко топая, чтобы у негодниц затряслись поджилки от страха при его приближении.
— Розамунда и Дейзи Ферфакс! — проревел он. — Пакуйте вещи. Вы отправляетесь на Мальту!
Однако до детской Чейз так и не добрался. Когда он поднялся на третью площадку лестницы, грозная поступь злого рока была остановлена.
И не кем-нибудь, а мисс Александрой Маунтбаттен.
Глава 16
У него вид как у промокшего кота, подумала Алекс. Мокрого, разгневанного, свирепого, дикого и очень, очень большого кота. Такого, как тигр, или лев, или, может, как ягуар, или…
— Мисс Маунтбаттен, — прорычал он, — будьте любезны, отойдите в сторону.
— Подождите. — Она преградила ему дорогу, расставив руки от перил до стены. — Это не девочки виноваты.
— Не они? — Взмахнув рукой, Чейз указал на потолок и обрызгал ее водой при этом. — Вы хотите сказать, что все произошло каким-то таинственным образом? Что какой-то неизвестный преступник бродит по дому? Хорошо, тогда я вызову сыщиков из Скотленд-Ярда.
Алекс опустила руки, потом вытерла капли воды с лица.
— Розамунда и Дейзи выглядывали из окна, — продолжал он. — У них в руках были ведра! Можно с полной уверенностью сказать, что это их рук дело.
— Да, но лишь отчасти. Я была там и не остановила их.
— Вы. Не остановили. Их. — Чейз отчеканил каждое слово, словно зачитывал список обвинений в тяжких преступлениях, пункт за пунктом.
— Да, не остановила. Потому что я… — Тут смелость изменила ей.
«Потому что я приревновала вас. Это неразумно, это не описать словами, но от ревности меня словно охватило пламя».
— Потому что, я считаю, вы заслужили это, — заявила она. — Как вы могли устраивать любовные игрища на глазах у детей?
— Не ваше дело!
— Нет, это мое дело. Думаете, они не знают, что вы приводите женщин к себе, в ваше логово разврата?
— Логово разврата? Это что-то новенькое — Он обошел ее и двинулся по коридору, а потом скрылся за дверью комнаты, которая, как ей показалось, была его спальней.
