Доплыв до того места, где кукла исчезла, он снова и снова нырял в глубину, но всякий раз показывался на поверхности с пустыми руками.
Как только Чейз скрывался под водой, Алекс задерживала дыхание. Дейзи была безутешна. Даже Розамунда испуганно прижалась к Алекс.
Семь раз он нырял — никакого результата. Чейз, должно быть, страшно устал.
Сложив руки рупором. Алекс крикнула ему:
— Мистер Рейно, возвращайтесь на берег!
— Нет! — отозвался он, убирая волосы со лба. — Не вернусь без этой проклятой куклы!
Чейз ушел под воду в очередной раз и оставался там так долго, что ей это показалось вечностью. Алекс была вне себя. Ему могло не хватить сил, не хватить воздуха. Он мог запутаться в водорослях. Имелось по меньшей мере двадцать способов гибели мужчины в воде, и она своими глазами видела множество таких случаев.
Куклу можно заменить. На такую же. Ее кораллы, конечно, единственная вещь, которая осталась от матери, но они не живая плоть и кровь. Ничто не важно было в эту минуту. Кроме него!
— Чейз! — закричала Алекс.
Наконец он показался. На этот раз почти возле берега. Ей сразу стало спокойнее. Он вылез из воды с ликующим видом. Вода струйками стекала с его торса, мокрые волосы были откинуты назад. Словно выходящий из морских волн Посейдон, он как трезубец высоко держал в руке промокшую насквозь куклу.
Чейз Рейно — бог Серпентайна.
Он усмехнулся Алекс, этот кошмарный человек. Как будто только что не напугал до смерти, а то, что происходило последние десять минут, являлось привычной составной частью любой прогулки в Гайд-парке.
Чейз протянул куклу Дейзи.
— Она, разумеется, наглоталась воды, но, как мне кажется, немного погодя придет в себя.
Однако девочка не обратила внимания на куклу. Она бросилась к Чейзу и, обвив его ногу руками и ногами, повисла на ней. Алекс захотелось сделать то же самое.
Чейз потряс ногой, но Дейзи вцепилась в него еще крепче. Он посмотрел на Алекс.
— Как вам, морякам, удается избавляться от прилипал?
Чертовски здорово ощутить себя героем, для разнообразия. Хоть на минуту, хоть по незначительному поводу. Однако по дороге домой его победное настроение сменилось усталостью.
Когда они вошли в дом, Александра отправила девочек наверх.
— Сначала прими ванну. Ужин будет потом.
Чейз согласился, что это прекрасная идея. Смыв с себя озерную грязь, он поужинал в кабинете, а потом открыл бутылку кларета, чтобы было не скучно, и взялся за очередную папку с документами на поместье.
Незадолго до полуночи к нему присоединилась Александра. Судя по всему, их объединяли одни и те же дела. Аккуратно заплетенные волосы блестели после мытья, а под мышкой у нее была книга.
— Мм… вино… — вздохнула она.
— Составь компанию, пожалуйста. Спаси меня от скачущих цен на зерно урожая девяносто второго года.
Он налил ей кларета, и Алекс с охотой приняла бокал, а потом выпила половину зараз. Чейз заранее приказал слугам затопить камин, несмотря на середину лета.
— Я не ожидал, что ты спустишься. Думал, тоже уморилась и заснула.
— Было очень трудно уложить девочек в постель. Пришлось целый час читать им «Робинзона Крузо» и выдать по две тарелки заварного крема каждой.
— Заварной крем? Я ведь запретил давать им заварной крем.
— Значит, в следующий раз будешь укладывать их сам, — усмехнулась Алекс. — Тебе ведь известны самые лучшие способы усыплять женщин.
— Ладно, пусть крем. Но только сегодня.
— Но даже после того как они заснули, мне необходимо было хоть немного успокоить нервы. — Она провела кончиком пальца по кромке бокала. — Для этого нет лучшего средства, чем провести часок за телескопом, наблюдая звездное небо. Когда я гляжу на звезды, оцениваю расстояние между ними, все мои заботы растворяются во тьме.
Чейзу была ненавистна мысль, что ее могут одолевать заботы. Тем более что
большинство из них он доставлял ей сам.
— Ты сегодня поступил как герой, — заметила Алекс.
— Ха!
— Мне очень жаль, что так вышло. Это моя вина.
— Нет. Это из-за меня. Не надо было тебя заставлять. Я не понял, насколько ты была перепугана. — Он вскинул голову. — Расскажи мне, почему дочь капитана торгового судна, выросшая на палубе, так боится воды?
Там, в парке, ее ужас можно было понять. Ее отец пропал в море. Но настоящая паника? Возможно, за этим крылось что-то другое?
Чейз видел, что ей не хочется говорить на эту тему, поэтому решил не настаивать.
— А мне вот любопытно, — сказала она, — почему человек с таким добрым сердцем, готовый броситься в озеро, чтобы выловить замызганную куклу, так боится взяться за воспитание двух девочек-сирот?
— Дело не только в кукле.
— Я понимаю. Спасибо тебе.
Алекс потрогала коралловую подвеску на шее. Он был рад увидеть ее на прежнем месте. Алекс только сменила ленточку, теперь она была сапфирово-синего цвета.
— Ты способен на это, как никто другой, — продолжала Алекс. — Предусмотрителен, заботлив. Если они будут взрослеть рядом с тобой, это даст им больше, чем любая школа.
— Может, им понравится в школе. Мне, например, нравилось.
— Конечно. В твоей школе были проказы, был спорт и обучение разным нужным в жизни вещам. Это не уроки вышивания и правила поведения. Тебя учили тому, что ты выйдешь в мир и начнешь завоевывать его. А их будут учить, как жить в кармашке с атласной подкладкой. Я знаю. Я сама училась в такой школе. И точно так же, как Розамунду и Дейзи, меня туда определили родственники, которые не желали иметь со мной ничего общего.
— Это другое.
— Разве? Ты отталкиваешь их, как и все остальные. Не думай, что они не чувствуют этого. И если ты отошлешь их, они больше никогда не поверят тебе. Им нужно, чтобы ты проявил к ним внимание. Неужели это не понятно? Даже если они связывают тебя веревкой, или поливают водой, или, когда придумывают очередную смерть для этой несчастной куклы каждое утро. Иногда мне кажется, что Дейзи устраивает это только для того, чтобы один раз в день подержать тебя за руку. А Розамунда? Как она смотрит на тебя, когда ты занят и не обращаешь на нее внимания. Она никогда не признается в этом, но ей нужно во всем получить твое одобрение. — Алекс взяла его за руку. — Чейз, они любят тебя.
Ее слова потрясли Чейза, но ничего не могли изменить. Он не должен брать на себя ответственность за чье-то благополучие. Даже если переживал за кого-нибудь или — помоги, Господи! — любил. Скрывать свое стремление к близости, к теплому общению было проявлением эгоизма в самой высшей степени.
— Это невозможно, Александра. Немыслимо!
