— О господи! — даже с некоторой долей благоговения произнес Чейз. — У вас богатое воображение. Вы это приготовили специально для меня или держите в уме список страшных угроз просто так, на всякий случай?
— Даже не подходите к ней близко! Вы, накладной гульфик. — Эш схватил Чейза за отвороты сюртука. — Или я заставлю вас пожалеть, что родились на свет.
Чейз стряхнул с себя его руки.
— Слишком поздно для этого.
Глава 23
Как только герцог Эшбери наконец убрался вместе со своими угрозами. Чейз повернулся к Александре и скрестил руки на груди.
— Теперь, я надеюсь, мы окончательно на всем поставим крест. Тебя это убедило?
— Убедило — в чем?
— В том, что я самый худший из стражей и опекунов. В том, что неважно, что я желаю сделать, пусть даже я и люблю этих двух девчонок. Если мне они небезразличны, я не могу и не должен брать на себя ответственность за них.
— А, это… Нет, меня это не убедило.
Он хлопнул себя по лбу и застонал.
— Александра, прекрати! Я не смог позаботиться о молодом человеке двадцати лет от роду и уберечь его. И не от каких-то неприятностей, свойственных юности. Я не смог уберечь его от гибели!
Алекс с сочувствием смотрела на него. В голосе сочувствия было еще больше.
— Чейз, мне так жаль!
— Не надо. Тебе не о ком жалеть.
— Почему я не могу посочувствовать тебе? Ты потерял двоюродного брата в результате насилия, при трагических обстоятельствах. Вполне естественно испытывать к тебе сочувствие.
— Ты меня не слушаешь? Я дал слово дяде. Пообещал ему, что глаз не буду спускать с брата. И нарушил это обещание — в самом недостойном месте, в самое неподходящее время. Его ударили кинжалом рядом с игорным заведением, а потом он истек кровью, оставленный в безлюдном месте. А где в это время был я? На убогом постоялом дворе, в постели с девицей. Я даже не знал, как ее зовут… Не оправдывай меня.
Александра шагнула к нему.
— Мне просто…
— Я серьезно говорю. — Останавливая ее, Чейз вытянул вперед руку. — Не надо, Алекс. Пожалуйста, не пытайся обнять меня, прижать к груди голову, поцеловать в лоб, погладить по волосам… Не говори, что я ни в чем не виноват и что все меня не так понимают.
Алекс поморщилась.
— Даже не собираюсь этого делать.
— О! — удивился он. — Уже хорошо.
Проклятье!
Она опустилась на диван и похлопала по свободному месту рядом, приглашая Чейза сесть. У него не нашлось сил отказаться. И это было неудивительно. Он никогда не мог отказать женщине, если она предлагала сократить дистанцию. В этом, собственно, и заключалась причина всех его проблем.
Алекс повернулась к нему, опершись локтем на спинку дивана и подперев щеку ладонью, — красивая, задумчивая.
— Ты совершил ошибку, — сказала она. — И не маленькую. Весьма серьезную ошибку, с тяжелыми последствиями. Ты нарушил обещание, данное дяде, и бросил кузена в тот момент, когда должен был находиться рядом с ним. Да, не ты пустил в ход кинжал и пролил кровь, но ты не предотвратил несчастье.
Чейз с трудом проглотил комок в горле.
— Если ты испытываешь чувство вины, я не собираюсь разубеждать тебя. По правде говоря, я бы перестала тебя уважать, если бы ты не чувствовал себя виноватым.
— Что значит, ты перестала бы меня уважать? Когда это ты начала меня уважать?
— Не помню точно. Но в какой-то момент это должно было случиться. Если не раньше, то уж совершенно точно ты заслужил мое расположение, когда выловил Миллисент из Серпентайна.
— Это было чистейшее упрямство. Проклятая кукла не собиралась умирать. Надо было просто помочь ей в этом.
Алекс улыбнулась.
— Я знаю. И вот именно поэтому я поверила, что ты сможешь стать самым лучшим опекуном для девочек, их защитником. Потому что ты совершаешь ошибки и учишься на них.
— Учусь, да. Выучил, например, что на меня нельзя возлагать такого рода обязанности.
— Твоя единственная обязанность — любить их. Все остальное приложится.
Она стала загибать пальцы один за другим, обосновывая свое заявление. Ни кусочков сахара, ни графинов с крепкими напитками ей уже не потребовалось.
— Ты заботишься о сиротках. Они тебя обожают. В денежном плане тебе под силу выполнить любое их желание. Они нередко ломают вещи, а ты в любой момент сам можешь отремонтировать поломку. — Алекс дошла до мизинца. — Без них тебе станет одиноко.
Последняя фраза вонзилась ему в грудь как кинжал.
Она вытянула вперед руку, растопырив пальцы.
— Посмотри, Чейз. Все же ясно. Тебе просто нужно дотянуться до них, а потом крепко держать.
Она не понимала его. Чейз не сомневался в своей способности любить. Розамунда и Дейзи завоевали его сердце в течение нескольких часов, как только вошли в его жизнь. Проблема была в другом, Чейз не мог представить себе, что когда-нибудь перестанет презирать себя, — это он переживал снова и снова.
Отвращение к себе заставляло его бросаться в объятия женщин только для того, чтобы забыться. Именно это, а не скука или похоть. Сосредоточенность на том, чтобы доставить женщинам наслаждение, стала для него единственным способом отогнать угрызения совести. Только когда очередная любовница обхватывала ногами его талию, когда он слышал, как хрипловатый женский голос умоляет его продлить наслаждение, он начинал чувствовать, что жизнь имеет смысл.
Но потом…
Интересно, есть ли более сильное слово, чтобы назвать собственное ничтожество, чем «бессмысленный» или «никчемный»? Потому что, закончив заниматься любовью, он именно таким себя и ощущал.
Сколько раз он клялся себе, что прекратит все это, уговаривая себя стать мужчиной, который готов нести груз заслуженной вины, а не прятаться во влажной глубине между женскими бедрами, но неизбежно уступал соблазну. Воспоминания брали верх над пустотой, заполняя вакуум, как дождевая вода заполняет канавы.
Как струйки крови заполняют стыки между камнями мостовой.
Как горсти мокрой земли заполняют могилу.
Клубы, вечеринки, бренди… Это помогало, но ненадолго. Ему удавалось выдержать неделю воздержания, иногда — две, но в итоге приходилось идти на попятный.
Как он мог поклясться, что будет заботиться об этих девочках? Ведь он не мог сдержать слово, данное самому себе.
— Учитывая количество слухов вокруг моей персоны, — заговорил Чейз, — как я могу воспитывать девочек должным образом, если все общество считает меня убийцей? Ты ведь слышала, что сказал герцог. И тут не поспоришь — смерть кузена была мне выгодна.
— Ладно, — сказала она. — У многих есть сомнения на твой счет. Возможно даже, для этого есть основания. Но отказавшись появляться в приличном обществе, ты лишаешь себя возможности доказать, что сложившееся о тебе мнение — ошибочно. Видя, что ты души не чаешь в двух сиротках, наблюдая, как ты воспитываешь и с готовностью защищаешь их, кто-то наверняка изменит свое мнение о тебе. Ты так не думаешь?
