Показалось Нике или нет, что свекровь предостерегающе мигнула глазами. Но самозванец ничего не понял. Или не заметил. Тупой он все-таки…
– Малыш, – обратился он к Нике, и ее слегка передернуло от этого обращения.
Вот нарочно они, что ли? Свекровь Верой зовет, а этот малышом. Сережа никогда ее так не называл.
А как он ее называл? Вероничкой, говорил, что имя Ника ей не подходит. Ника – это что-то воинственное, богиня победы, а она какая же победительница? Милая, славная, робкая даже, ее нужно оберегать и защищать…
Ника вздохнула, стараясь подавить всхлип. Где же ты, Сережа? Что они с тобой сделали?
– Детка, что с тобой? – тут же всполошилась свекровь. – Выпей чаю, тебе поможет!
– Да, малыш, – подскочил самозванец и поднес ей чашку к губам.
Ника дернулась, попыталась отшатнуться и задела чашку, так что она вылилась этому типу на рубашку.
– С ума сошла? – заорал он. – Горячий же!
– Сергей! – закричала свекровь. – Немедленно прекрати!
Она дернула его за руку, потому что он… Нике показалось, что он сейчас ее ударит. Свекровь вытолкала его из кухни, что-то при этом прошипев.
– Ты не сердись, – сказала она. – Это он от неожиданности. Мужчины, знаешь ли, такие несдержанные.
Ника хотела уйти, но там, в прихожей, был этот тип, она боялась с ним столкнуться. Внезапно пересохло в горле, она оглядела кухню в поисках воды.
– Пей мой чай, я не трогала. – Свекровь уже протягивала ей другую чашку.
Ника глотнула, и ей показалось, что вкус такой же, как в прошлый раз. Может, и правда это чабрец?
– У тебя день трудный был, – бормотала свекровь, – пойди приляг, я тут уберу…
Ника в самом деле чувствовала, что дико устала. Это от стресса. Нужно и правда отдохнуть и подумать в тишине.
В спальне она не стала зажигать свет, прилегла прямо на покрывало. И вдруг почувствовала, что в голове шумит, а в глаза как будто песка насыпали.
В прихожей послышались шаги, Ника накрылась с головой покрывалом и затихла. Скрипнула дверь.
– Детка, спишь? – тихо спросила свекровь.
Ника постаралась дышать ровно. Свекровь постояла над ней и ушла.
Как только дверь за ней закрылась, Ника вскочила с кровати и босиком осторожно прокралась в прихожую. Дверь на кухню была закрыта, оттуда доносились голоса.
– Неправильно себя ведешь! – говорила свекровь сердитым полушепотом. – Учила тебя, учила, все без толку! Ласково с ней нужно, спокойно. Навязываться не надо, спорить не надо, и уж кричать и ругаться – последнее дело!
– А чего она… кипятком…
– Господи! – Ника не увидела, но почувствовала, как свекровь подняла глаза к потолку. – За какие грехи ты мне этого сыночка послал? Ну никакого от него толку нету, все самой надо, все самой…
– Еще спрашиваешь… – усмехнулся самозванец. – Бог – не фраер, он все видит…
– Отстань ты! – послышался шум упавшего стула, и Ника испуганной ланью скакнула в спальню.
Голова закружилась, она с трудом доползла до кровати и рухнула на нее уже в полусне. Последней ее мыслью была та, что эта пройда-свекровь все-таки подсыпала что-то в чай. Чабрец, чабрец…
Хасана разбудили громкие голоса во дворе текии. Он поднялся, выглянул из окна кельи. Во дворе шейх текии Мехди-ходжа разговаривал с двумя арнаутами из городской стражи.
– У нас нет чужих! – говорил шейх спокойным, уверенным голосом, подобающим служителю Божьему. – Вечером я сам проверил ворота текии, они были заперты…
– Ночная стража видела, как какой-то человек скрылся в текии. Позволь нам осмотреть ее. Мы пришли сюда не по своему желанию, а по приказу Наиб-эфенди, начальника городской стражи, правой руки самого Азам-паши…
– В стенах этой текии мы служим господину куда более могущественному, – возражал шейх, свысока глядя на стражников.
– Какому еще? – неприязненно промолвил стражник.
Определенно, он был небольшого ума.
– Аллаху, милостивому и милосердному! – высокомерно ответил ему шейх.
– Выходит, вам, дервишам, есть что скрывать? – вступил в разговор второй арнаут.
Он смотрел на шейха исподлобья, оскалившись, как бездомный пес, глаза его были красными, как тебризская киноварь.
– Во имя Аллаха милостивого, милосердного, нам нечего скрывать!
Мехди-ходжа развел руки широким жестом, он едва сдержал раздражение, с трудом сохранив подобающее дервишу спокойствие, но Хасан заметил, как у него задвигались желваки и задергалась жилка возле глаза.
– Ладно, можете осмотреть текию, но не отвлекайте дервишей от работы и молитвы!
Арнауты бросились на поиски.
Едва перебранка во дворе затихла, возобновилось пение птиц в ветвях старого граната, как будто кто-то открыл окно в птичий мир или дверцу клетки.
Хасан из своей кельи следил за поисками. Арнауты обошли все кельи, заглянули и к Хасану, потом пошли в сад. Они заглядывали в каждую постройку, сняли даже крышку с колодца, подошли и к сараю, где хранились садовые инструменты. Хасану привиделся вдруг тот человек, которого он впустил ночью в текию. Он представил, как арнауты выводят его из сарая – связанного, избитого.
Он не мог больше оставаться в келье и вышел во двор.
Тут его встретил старший писец Анвер.
– Почему ты ходишь без дела? – набросился он на Хасана. – Разве ты не помнишь, что нам нужно закончить книгу для Азам-паши? Паша будет гневаться, если мы не успеем к сроку!
– Я уже нарисовал те миниатюры, которые вы мне поручили, во имя Аллаха, милостивого, милосердного!
– Нарисовал? Покажи мне!
Хасан краем глаза взглянул на садовый сарай. Арнауты вышли оттуда с разочарованным видом.
Хасан облегченно вздохнул и пошел обратно в свою келью. Старший писец, прежде чем последовать за ним, недовольно проговорил:
– Почему ты держишь эти миниатюры в келье, а не в общей рабочей комнате?
– Вчера в моей келье был более яркий свет, и я мог работать допоздна.
– В рабочей комнате тоже довольно света!
Старший писец замолчал, ожидая ответа.
– Вот эти миниатюры! – Хасан подошел, открыл шкатулку, в которой держал свои инструменты и законченные листы, достал оттуда свою работу. При этом под нижним листом он заметил край старого, пожелтевшего пергамента, и поспешно закрыл шкатулку, пока старший писец не задал ему опасный вопрос.
Анвер, к счастью, ничего не заметил. Он положил листы перед собой на низкий стол, осмотрел их, глаза его потеплели.
