Но нет – когда Ника открыла глаза, ничего не изменилось.
Она по-прежнему сидела за столиком кафе напротив мертвой женщины. Мало того – Ника осознала, что все еще касается ее руки, и в ужасе отдернула пальцы.
И тут увидела, что под мертвой рукой экономки что-то лежит. Что-то маленькое и зеленое. Рука чуть сдвинулась, и торчал теперь краешек странного предмета.
Под действием какого-то неосознанного побуждения Ника захотела посмотреть, что же это такое.
Очень осторожно, стараясь не коснуться холодной руки покойницы, она потянула эту штуку на себя – но тут до Ники дошел весь ужас ее положения: она сидит рядом с только что убитой женщиной, из груди которой торчит длинная булавка… если кто-нибудь увидит ее, наверняка подумает, что она – убийца, и тут же вызовет полицию…
Оправдаться будет невозможно! Вот полиции в ее положении ей только не хватало! Ника представила, как она рассказывает в подробностях все, что случилось с ней за последнюю неделю… да никто ей не поверит. И слушать не станут! Да если на то пошло, она и сама не поверила бы. Она еще и со своими, с позволения сказать, родственниками не разобралась, а тут еще мертвая экономка. Ну, эту женщину она видела один раз в жизни, так что не станет слишком расстраиваться.
Ника опасливо огляделась.
В кафе было мало посетителей, и в ее сторону никто, к счастью, не смотрел. Она тихонько поднялась, тихонько отошла от стола и направилась к выходу, опустив глаза и стараясь не торопиться, чтобы не привлечь к себе ничье внимание.
Только выйдя из-за деревянного барьера и смешавшись с оживленной и шумной толпой покупателей, Ника перевела дыхание.
Тут она осознала, что все еще сжимает в руке тот самый предмет, который взяла со стола. Это оказался плоский пластмассовый кругляшок с дыркой в верхнем краю. В первый момент Ника хотела немедленно выбросить его, избавиться от того, что могло связать ее с убитой экономкой…
Но тут же она вспомнила, что Юлия Милановна очень настаивала на этой сегодняшней встрече, придавала ей большое значение – так, может, этот предмет содержит хоть какой-то намек на то, что экономка хотела ей рассказать?
Ника раскрыла ладонь и еще раз рассмотрела кругляшок. На нем по периметру шли буквы: «Новый сад. Ресторан сербской кухни».
Вот и все. Это похоже на номерок из гардероба, осенило Нику. Но зачем он нужен? Ника вспомнила записку. Юлия Милановна писала, что скажет что-то очень важное. Так что вряд ли она при важном разговоре крутила бы в руках посторонний предмет.
Ладно, с этим номерком нужно будет разобраться. А пока… пока Ника решила идти в банк. Она собиралась туда после встречи с Юлией Милановной (как это говорят – мир праху ее).
Тут как раз близко, она вчера в интернете карту посмотрела. Пешком дойти можно.
Хасан покинул текию и пошел по узким улочкам городка.
Все вокруг него было давно знакомым – вымощенные камнем горбатые улицы, беленые стены, из-за которых выглядывали гранатовые деревья и плоские крыши домов, встречные женщины, закутанные до глаз в темные покрывала, несущие на голове кувшины с колодезной водой или корзины с фруктами.
Но все это сегодня было каким-то новым, незнакомым. Цветы были ярче, чем всегда, дома красивее, женщины стройнее. Даже солнце сегодня светило ярче, чем обычно.
Отчего так? Что стало причиной?
Неужели это из-за старинного пергамента, который лежал у Хасана за пазухой?
Не из-за самого пергамента, понял Хасан, но из-за слов, начертанных на нем красивым старинным почерком.
Он миновал последние дома городка, миновал приземистый глинобитный домик, в котором жили стражники-арнауты, по горбатому мостику перешел через речку, которая металась и клокотала на дне ущелья, как мечется больной в тифозном жару, и пошел по широкой каменистой тропе, поднимавшейся в гору, к Белому Замку, где обитал турецкий наместник Азам-паша со своим отрядом янычар.
Тропа сделала крутой изгиб, огибая одинокую скалу, торчащую из склона, как волчий клык. Впереди, на вершине горы, как прекрасное видение, показался Белый Замок. Его белые зубчатые стены, его круглые башни с узкими бойницами приближались, вырастали из рыжего с зеленью горного склона.
И вдруг из кустов шелковицы на тропу выпрыгнул человек в рваном и засаленном кафтане, с головой, обмотанной вместо тюрбана окровавленным лоскутом. Он выпрыгнул на тропу, как тигр выпрыгивает из зарослей навстречу обезумевшей от страха антилопе или как коршун падает с неба на трясущегося ягненка. В руке у него был длинный кривой ятаган.
Хасан в испуге попятился.
У незнакомца был только один глаз – черный, пылающий яростью. На месте второго глаза зияла страшная дыра. Кудлатая борода окаймляла его изрытое оспой лицо.
Хасан понял, кто перед ним – Акча Одноглазый, знаменитый разбойник и головорез, за которым уже второй год безуспешно гоняются янычары Азам-паши. Разбойник, который в одиночку держал в страхе окрестных бошняков-крестьян и богатых купцов.
– Куда идешь, дядя? – прохрипел разбойник.
– Во имя Аллаха, милостивого, милосердного… – начал Хасан. – Добрый человек, я всего лишь бедный дервиш из Мевликийской текии, пропусти меня с миром, и Аллах, милостивый, милосердный, вознаградит тебя… обидеть бедного дервиша – большой грех перед лицом Аллаха, да и прибыли тебе никакой…
– Я спросил – куда идешь! – перебил его разбойник. – Впрочем, можешь не отвечать, я и так знаю! Ты идешь в замок паши, в Белый Замок! Значит, ты не простой дервиш! Ты что-то несешь турку! Покажи, что у тебя в мешке?
Хасан закусил губу.
Если разбойник отнимет у него книгу, пропадет труд многих дней. Не только его труд – труд всех дервишей текии, и тех, кто писал эту книгу дорогими китайскими чернилами, и тех, кто украшал ее страницы тонкими узорами, чудесными рисунками…
– Прошу тебя, добрый человек… – повторил Хасан, опустив глаза, чтобы не видеть яростный взор одноглазого, который прожигал его, как пылающая головня.
– Не называй меня добрым человеком! – рявкнул разбойник. – Не пытайся меня разжалобить! Покажи, что у тебя в мешке – или я снесу твою голову! – И он поднял свой ятаган.
Хасан понял, что не дни, но минуты его жизни сочтены. Даже если он отдаст Одноглазому книгу, предназначенную паше, – тот вряд ли пощадит его… впрочем, выбора не оставалось.
Хасан запустил руку в мешок…
Но вместо книги в руку его попался лист старого пергамента. Он вытащил его, потому что захотел в свой смертный час еще раз прочесть начертанные на нем волшебные слова, захотел в последний раз насладиться ими, в последний раз почувствовать скрытую в них сокровенную красоту мира.
– Что это за грязная бумага? – рявкнул разбойник. – Не хочешь ли ты уверить меня, что из-за нее идешь в Белый Замок? Я в это все равно не поверю! Что там еще у тебя есть?
