Был еще способ, уж точно похожий на чудо. В расположении их части жили матери. Узнав из писем, что сыновья пропали, некоторые матери приезжали в часть и сами ходили по горным деревням и селам, расспрашивали женщин, показывали фотографии. Иногда находили сыновей, иногда успевали сообщить в часть, тогда начинались переговоры. Кого-то удавалось вытащить за деньги или на обмен.
Андрей на такой случай не надеялся. Нарочно не писал матери из Чечни, она вообще не знала, что его в армию загребли. Не дай бог узнает – точно сердце не выдержит.
Так проходили дни, и они перестали надеяться. Потом наверху что-то изменилось.
К яме снова подходили бородатые люди, говорили между собой. Потом один из них спросил по-русски:
– Который из вас Салагин?
Бойцы переглянулись. Этот вопрос мог означать разное: мог – смерть, а мог и свободу…
Но все же лучше хоть какая-то определенность, чем неизвестность и бесконечное ожидание…
– Ну, я Салагин! – ответил Витька, запрокинув голову.
Бородач внимательно вгляделся в него, ушел.
В этот день им не принесли ни воды, ни лепешек.
А на следующий день в яму спустили веревку с петлей на конце, и тот же бородач проговорил:
– Который Салагин, на выход! Твое счастье! За тобой мать приехала, выкуп привезла!
– Я один не пойду! – резко проговорил Витька. – Или оба пойдут, или никто!
– Не дури! – оборвал его Андрей. – Подумай о матери! Подумай, что она перенесла, чтобы найти тебя! Не зли их!
Салага опустил голову.
– Салагин! – снова донеслось сверху. – Долго ждать я не буду! Что твоей матери передать?
– Полезай! – подтолкнул Андрей друга. – Прощай…
Витька тяжело вздохнул, просунул ногу в петлю, уселся в ней, как в монтажной люльке.
Сверху потянули, и Салага, раскачиваясь, поплыл к небу.
Андрей проводил его завистливым взглядом.
За ним никто не придет. Он никому не нужен…
Прошло еще несколько дней – таких же тусклых, безжизненных, однообразных. Дней, которые отличались от ночи только цветом крошечного лоскутка неба над краем ямы. Андрей окончательно пал духом, потом отупел и ни на что уже не реагировал, даже не ел плесневелые, черствые лепешки.
А потом наверху поднялась стрельба – сначала застрекотали автоматы, потом тяжело забухали минометы. Затем раздался гул приближающихся моторов – Андрей узнал звук вертушек, боевых вертолетов.
Снова загремели разрывы, но уже ближе.
И опять наступила тишина.
Андрей смотрел вверх – без надежды. Он уже давно перестал надеяться.
А потом над ямой показалось знакомое лицо – лицо Никиты.
– Есть здесь кто?
– Кит, я здесь! – отозвался Андрей. Не сразу, потому что язык отказывался повиноваться, он молчал несколько дней.
Никита вытащил его из ямы.
Ноги Андрея подкашивались, за время плена он разучился ходить, и Никита довел его до вертолета. Сил не было даже на то, чтобы взобраться в вертолет, голова кружилась, глаза резало яркое солнце, ребята втащили Андрея на руках.
Он долго и жадно пил воду, потом жевал что-то и частично пришел в себя.
По дороге, уже в вертушке, Никита рассказал Андрею, как пришел в себя под грудой земли и каменных обломков, как выполз из-под них, как дополз до тропы… и как чудом его заметили ребята из проезжавшего неподалеку конвоя.
– Кроме нас с тобой, никто из наших не выжил… видно, такие уж мы с тобой везучие.
– А как же Витька? – спросил Андрей. – Его же мать выкупила!
Никита отвел глаза.
– Да что такое?
И Никита рассказал ему.
Когда Витькина мать узнала, что ее сын пропал без вести, она сначала не хотела жить. Ей казалось, что самое простое решение – заснуть и не проснуться. А потом она услышала об одной женщине, которая, оказавшись в такой же ситуации, не сдалась, не сложила руки, а собрала все деньги, какие смогла, отправилась на Кавказ и принялась за поиски. И в итоге нашла сына, который был в плену, и выкупила его.
Витькина мать ожила, у нее появилась робкая надежда, появился смысл жизни.
Она подумала о том, что ее сын сидит где-то в застенке, в прокаленной солнцем глинобитной хижине или в земляной яме, и ему не на кого надеяться, кроме нее.
Женщина продала квартиру, собрала, сколько смогла, денег и отправилась в Чечню.
Там она встретила таких же, как она, солдатских матерей, которые научили ее всему, что знали сами – как жить, что делать, к кому обращаться. Командир части, где служил Виктор, пошел ей навстречу, разрешил ей жить в комнатке при штабе, помог связаться с нужными людьми, у которых были связи среди боевиков.
Витькина мать моталась из части в часть, из села в село.
Всюду есть матери, и все матери думают и чувствуют одинаково, так что чеченские женщины помогали ей, чем могли.
До нее доходили слухи то об одном пленном солдате, то о другом, она бросалась проверять эти слухи – но все это оказывалось ошибкой. Это тоже были чьи-то сыновья – но не ее Витя. Ей хотелось спасти каждого, но это было невозможно, в первую очередь она должна была думать о собственном сыне.
И снова она моталась по горам, встречалась с мрачными бородатыми чеченцами, заглядывала им в глаза в жалкой надежде и задавала, задавала вопросы.
И наконец узнала, что ее сын, ее Витя, второй месяц сидит в яме в горном селении, контролируемом боевиками.
Это был точно он. Все сходилось – время, когда он попал в плен, часть, в которой воевал. А потом ей сообщили и его имя.
Она нашла человека, который часто бывал в том селении и знал хозяина ямы. Умолила его договориться о выкупе и обмене. Приготовила деньги.
В назначенный день с несколькими солдатами, которых дал ей командир части для сопровождения, отправилась на перевал, где была назначена встреча. К ним вышел родич хозяина, оглядел солдат и сказал, что она должна была прийти одна. Он назвал другое место – и женщина пришла туда одна.
Она ждала на неумолимом солнце час, и другой, и третий.
И вдруг к ней подъехал человек на коне, бросил к ее ногам мешок и ускакал.
Она стояла перед этим мешком, не в силах вздохнуть, не решаясь заглянуть в него, предчувствуя страшное. Но потом все же пересилила себя и развязала тесемки.
И потеряла сознание.
В мешке лежала голова ее сына.
Похититель приехал на встречу и привез с собой Виктора, но в последний момент заподозрил ловушку или просто психанул – и обезглавил парня.
Женщину нашли пастухи – она сидела на палящем солнце, качая на руках голову сына, и пела ему колыбельную.
