Ника развернула пергамент.
На нем были выведены выцветшими, едва различимыми чернилами какие-то непонятные слова.
– Что там такое? – спросил Андрей.
– Какая-то надпись…
– По-турецки?
– Да нет… буквы, кажется, латинские, но на каком языке – не знаю…
Ника попыталась разобрать выцветшую надпись.
Сначала шли какие-то странные, бессмысленные слова… – Ablanatalba ablanatana alba…
Ника начала читать вслух – Абланаталба абланатана алба… – и дальше слова полились сами. – Fiat firmamentum in medio aquanim et separet aquas ab aquis…
Ника произносила эти слова, не понимая их значения, но само звучание этих слов заставило ее сердце чаще биться.
За окном, где еще мгновение назад висела тусклая декабрьская хмарь, внезапно засияло солнце. Краски окружающего мира стали ярче и выразительнее, как будто кто-то промыл стекло, отделяющее Нику от мира, звуки стали громче и отчетливее, и душу Ники наполнила беспричинная, чистая радость…
Ника шла по улице в странном, непривычном состоянии. У нее было такое чувство, что она только что узнала о себе самой и о своей жизни что-то новое, что-то необыкновенно важное. И не только о своей жизни, но и о жизни вообще, об окружающем ее мире. И это новое и важное было связано всего лишь со старым пергаментом, который лежал у нее в сумке. Даже не с самим пергаментом, а с начертанными на нем загадочными, непонятными, волнующими словами.
От этого пергамента исходило удивительное тепло.
Ника ощущала это тепло сквозь сумку, сквозь одежду.
И ей хотелось снова прочесть загадочные слова, снова ощутить то чувство полноты и цельности жизни, которое она почувствовала, прочтя их первый раз.
Она не могла дождаться, пока доедет до дома, и зашла в первое попавшееся кафе.
Устроившись за угловым столиком, она достала из сумки пергамент, но тут к ней подошла официантка. Ника заказала чашку кофе, хотя только что выпила кофе в гостях у Андрея. Лишь бы официантка скорее оставила ее в покое…
Едва дождавшись, пока та отошла, Ника развернула пергамент и начала читать – шепотом, едва слышно:
– Абланаталба абланатана алба…
И тут боковым зрением она увидела, что кто-то подходит к ее столику. Это было так несвоевременно, так неуместно, так неприятно…
Ника подняла голову и увидела особу неопределенного возраста, с бесцветными жидкими волосами, в длинной коричневой юбке и коротком меховом жакете. Вся она была какая-то бесцветная, невзрачная, тусклая, как ноябрьские сумерки. И эта бесцветная особа явно собиралась сесть за Никин стол.
– Вы позволите? – прошелестела она таким же бесцветным, невыразительным голосом.
– В кафе полно свободных мест! – проговорила Ника раздраженно. – Вы не могли бы сесть за другой столик?
– Ты меня не узнала? – выдохнула бесцветная женщина, и на какое-то мгновение сквозь ее тусклую оболочку проглянуло какое-то подлинное чувство. Но она тут же вздрогнула и повторила другим тоном, робким и заискивающим:
– Вы не узнали меня, Вероника Дмитриевна?
И тут Ника ее действительно узнала. Она один раз встречалась с этой женщиной – в нотариальной конторе. Та сопровождала Александру, наглую и беспардонную племянницу ее отца.
– Вы позволите? – повторила бесцветная особа, и, не дожидаясь разрешения, села напротив Ники.
– Что вам от меня нужно? – проговорила Ника усталым голосом.
Ей вовсе не хотелось сейчас разговаривать с этой женщиной. Да и ни с кем не хотелось разговаривать. Ей хотелось, чтобы ее оставили в покое, чтобы ей дали прочесть еще раз волшебные слова, начертанные на старом, выцветшем пергаменте…
Но бесцветная женщина не собиралась оставить ее в покое.
Она уставилась на Нику своими блекло-серыми глазами и прошелестела едва слышно:
– Мне… мне самой ничего от вас не нужно. Поверьте мне – я не стала бы вас беспокоить, если бы… если бы не Сашенька. Вы не представляете, какое это нежное, ранимое существо!
– Вот уж не сказала бы! – Ника вспомнила, как вела себя Александра у нотариуса, с каким презрением и высокомерием она смотрела на нее вначале и какой ненавистью сочилась позже, когда услышала, что Ника получит по завещанию большую часть имущества своего отца! И потом, буквально вчера. Она, конечно, злилась на Сергея, но Нику тоже обозвала по-всякому. Так что нету у Ники к ней никакого сочувствия.
– Зря вы так! – вспыхнула бесцветная женщина. – Вы ее совсем не знаете, но если бы вы узнали ее поближе…
– Вот уж чего я точно не хочу!
– Она мне как дочь… я воспитывала ее с ранних лет…
– С чем я вас и поздравляю! Но опять же не понимаю, чего вы от меня хотите!
– Я хочу… – Теперь ее голос окреп, стал отчетливым и звучным. – Я хочу, чтобы вы поступили по справедливости!
– Это как?
– Чтобы вы отказались от наследства в пользу Сашеньки!
– Что?! – Ника подумала, что ослышалась. – Это с какого, извиняюсь, перепуга? С какой стати?
– С такой, что так будет справедливо! Сашенька – хрупкий цветок, нежное, ранимое создание! Она не перенесет нищету… она погибнет, зачахнет…
– Что-то я не заметила, чтобы она выглядела нищей! Да и мой отец, насколько я помню, кое-что ей оставил…
– Это такие гроши! – Женщина небрежно махнула рукой. – Сашеньке этого хватит совсем ненадолго… она не привыкла жить в бедности, ее это убьет! Она уже рассчитывала на это наследство и теперь просто не в состоянии…
– А я, значит, в состоянии?
– Вы – это совсем другое дело! – женщина снова махнула рукой. – Вы уже привыкли к такой жизни, и вам много не нужно… у вас не такие большие потребности…
– Да вы, по-моему, просто ненормальная! – проговорила Ника. Она почувствовала, как в висках зарождается пульсирующая боль. – Оставьте меня…
Тут тусклые глаза ее собеседницы вспыхнули темным огнем, она перегнулась через стол и зашептала:
– Лучше уступите! Лучше уступите по-хорошему! Иначе вы просто не представляете, что вас ждет!
– Оставьте меня в покое! – повторила Ника и завертела головой в поисках официантки. Но та, как назло, словно сквозь землю провалилась. Вот когда она нужна…
Тут Нике пришло в голову, как она может отгородиться от этой сумасшедшей.
Она опустила глаза к пергаменту, который все еще лежал на столе, и снова начала читать:
– Абланаталба абланатана алба… Fiat firmamentum in medio aquanim et separet aquas ab aquis…
Непонятные, магические слова, как и в первый раз, наполнили ее силой и покоем, теплом и жизнью. Ей больше не страшно было безумие этой бесцветной тетки, оно ничуть ее не волновало. Перед ней открылась прелесть и волшебство мира…
