Ну… и ладно. К черту нервы, мечты, все к черту. Лишнее. У меня остался ровно один шанс спасти дедулю от инфаркта.
Киса.
Надо сыграть на его псевдодворянской чести, фантомном благородстве и олимпийском ЧСВ. Отвратительно расчетливо и меркантильно.
Меня должно было тошнить от того, что я собиралась сделать, но не тошнило. Было совершенно все равно. Пустота.
– Поль, – начала я вполне спокойно и разумно, едва выйдя из ванной. – Дай мне три миллиона взаймы.
Не очень разумно, как показала реакция Кисы.
Впрочем, я не смогла придумать ни одной реплики, после которой Киса бы ласково улыбнулся и сказал: «Конечно, любимая, я помогу тебе».
Не его это реплика.
Это реплика Джея.
Была.
Пока он не решил, что истеричная дура с проблемами ему не нужна. Что ж. Сама виновата.
В общем, разговор с Кисой вышел омерзительным и тяжелым. Я все рассказала, показала чертово видео, воззвала к уму, чести и совести русского дворянства. Не слишком тонко, но тонко я сейчас не могла.
На меня посмотрели, как на грязь под ногами, заявили, что вот если бы я вела себя как положено хорошей жене, то никаких проблем бы и не возникло. Три миллиона – сумма немаленькая, но ради семьи, ради любимой женщины он бы… ух! А теперь – не ух. Сама виновата. Вот если бы любила, ценила…
Я слушала самовосхваления все-еще-мужа, опустив голову и сжав до боли кулаки. Кивала. Соглашалась, что дура, что не оценила и прочая, прочая. И робко-робко вставляла, что Поль же благородный человек, истинный дворянин, опора и надежа, он же не бросит несчастную семью в беде.
– Пусть этим занимается полиция. Надо было воспитывать нормального человека, а не отребье с криминальными наклонностями, – заявил Киса, задрав нос.
Я согласилась, что надо. Хотела добавить, что Поль же – не такой, он… он… И внезапно не смогла. Слезы потекли сами. Я ничего не чувствовала, а они все текли и текли.
– Не реви, дура. – Мне бросили салфетку. – Раньше надо было думать! Да не реви, сказал. Я ж не чудовище, займу тебе денег.
– Правда? – переспросила я, опять не чувствуя ничего.
– Правда. Не бросать же тебя, кретинку, ты ж даже почку продать не в состоянии. Но ты мне все отработаешь!
Наверное, я должна была почувствовать облегчение. Но – нет. Как было пусто, так и осталось. Так что я просто утерла все еще капающие слезы и присела на стульчик рядом с дверью, чтобы послушать, на каких условиях меня готовы облагодетельствовать.
Сосредоточиться было трудно, половина Кисиных слов просто пролетала мимо ушей, но не беда.
Он не поленился повторить все по пять раз. Про расписки. Про мою бесполезность и не нужность никому, кроме него, такого благородного. Обещал дать возможность отработать, то есть зачесть агентские проценты в счет долга и каждый месяц работы на него оплачивать в высшей степени щедро – аж по пятьдесят тысяч рублей.
На мое тихое, что пиарщикам платят в четыре раза больше, он разорался, что не нравится – катись! И вообще, ему не нужна шлюха, которая будет его позорить!
– Я не буду позорить. Пожалуйста, Поль! Прости меня, я была не права, – попросила я все так же тихо и не испытывая ровным счетом ничего.
– Посмеешь вертеть задницей перед… да пред кем угодно, шлюха, не получишь ни гроша! Выставила меня идиотом, да как ты только посмела?! Будешь слушаться беспрекословно, поняла меня?
– Поняла, – кивнула я.
Надо потерпеть всего несколько дней. Заплатить похитителям, отработать выставку, вернуться в Россию, а там взять кредит и расплатиться с Кисой. Кредит мне дадут, сейчас их разве что насильно не всучивают. Одна беда – для этого надо обязательно явиться в банк лично. Если бы можно было взять кредит онлайн, я бы ни за что не стала просить денег у Кисы.
– Шлюха, – с откровенным удовольствием повторил Киса.
Как же я раньше не видела, что он – полнейший мудак? Слепая дура, четыре года верила в его любовь.
– Я буду послушной, Поль, – пообещала я, точно зная, сколько именно я буду послушной: пока Вадька не вернется домой. – Пожалуйста, Поль, надо спешить. Они сказали, утром… утром отрежут ему ухо.
– Грязная шлюха, и все твое семейство такое же! Отвратительно!
– Поль, пожалуйста.
– Пиши расписку. Как ты вообще собираешься им платить из Англии, дурище?
– Перевод на счет Вадьки, – напомнила я требование из видео.
– Идиотка. Какая же идиотка. Имей в виду, если ты отдашь им деньги, а твоего придурошного братца убьют, виновата будешь только ты сама. И отдавать долг мне все равно придется. Я тебе не благотворительный фонд! Я за эти деньги вкалываю днями и ночами!
– Я все отдам, Поль. Я же расписку напишу.
– И отказ от претензий по имуществу. Сейчас же и напишешь. Даже не мечтай, что после всего этого я оставлю тебя в доме, грязная дрянь.
Я прикрыла глаза, чтобы не видеть отвратительно самодовольного лица Кисы, и кивнула. Подумаешь, останусь без гроша в кармане, не впервой. Заработаю. Главное, на моей совести не будет смерти родных.
Отказ от претензий на совместно нажитое имущество я написала прямо там же, в номере. И расписку на три миллиона рублей. Все бумаги Киса тут же аккуратно сложил в папку с документами, а папку – в свою сумку. И на молнию застегнул. И в шкаф положил.
– Давай номер счета, – через губу выплюнул Киса, раздувшийся от сознания собственной важности и благородства.
Я открыла приложение, собралась уже продиктовать номер счета, и тут телефон зазвонил.
«М-р Бизон», – высветилось на экране.
Сердце оборвалось. Джей позвонил! Сам! Джей! Он не сердится! Он просто не мог ответить сразу… Джею не все равно!..
– Это еще кто? – спросил Киса, выхватывая у меня телефон.
– По работе. Потом перезвоню, – соврала я, нервно сжимая кулаки и прикидывая, сумею ли я метнуться к шкафу, схватить его сумку и добыть свои расписки раньше, чем он мне что-нибудь сломает?
Вряд ли. Скорее уж нарвусь на побои, ему отшвырнуть меня – раз плюнуть. Уже проходили. Черт. Была бы я ростом с Джея, как бы все упростилось!
На мое вранье Киса начхал.
– Бизон. Какая пошлость! Я был о тебе лучшего мнения, Лизавета, – гнусно ухмыльнулся он и поставил Джея в черный список. – Пока не отдашь долг, никаких бизонов, оленей и прочих кобелей. Узнаю… поверь, Лизавета, ты очень об этом пожалеешь. Я не буду вечно таким добрым, как сейчас.
Добрым? Вот эта гнусная морда, наслаждающаяся моей бедой и зависимым положением – добрый?
Нет. Только не смеяться. Истерика сейчас будет неуместна. Пусть сначала переведет деньги Вадьке, а там уже можно хоть смеяться, хоть плакать, хоть звонить Джею и объяснять, что я – дура мнительная, надумала черт знает чего от одного только сброшенного звонка.
