«Хорошо-то как!» – вздохнула Леля и присела на скамейку возле соседнего дома. Этот домик был совсем старенький, из тех, какие строили еще до революции: бревенчатая, обшитая тесом изба. И только присела, к калитке подошел старичок, чрезвычайно благообразный. Весь седой, с небольшой седой бородкой, с выцветшими голубыми глазами. Глаза эти смотрели на Лелю с интересом.
– Добрый день! – сказал старичок. – За молочком пришли?
Леля тоже поздоровалась и кивнула:
– За молочком!
– Это дочка моя младшая, Лена, коров держит, молоком две деревни снабжает! – похвастался старичок. – А меня Матвей зовут, Матвей Александрович, если полностью. Но все называют дед Матвей, и ты так зови.
– А меня Леля. Я из Смоленска приехала, – ответила Шварц. Старичок ей нравился. Был он словоохотлив и открыт.
– Это я вижу, что не местная, я тут все окрестности знаю: Талашкино, Дрожжино, Рябцево, Бобыри… всех знаю! – похвастался старик. – Мне уж девяносто лет осенью будет, и все время тут живу!
– Девяносто… – стала подсчитывать Леля, – это тридцатого года вы значит?
– Двадцать девятого! Колхозы только организовывать стали, а я как раз и родился! – с готовностью ответил старик. – Я всю историю помню! Пройди по всей деревне – равного мне нет!
Тут Мила с Сережкой вышли из ворот, и Леле пришлось со стариком попрощаться. Не успела она его об истории расспросить.
После обеда устроили тихий отдых. Мила с Сережкой в доме остались, а Леля поставила раскладушку прямо во дворе, под деревом, и улеглась с книжкой – детектив английский у Милы нашелся. Через несколько страниц она начала уже задремывать, но услышала, что ее будто кто-то зовет. Открыла глаза: Костя Разумов.
– Елена Семеновна, извините, если разбудил! – смутился он. – Я вам интервью Саши Красухина принес, я же обещал вчера. Ну, я пошел. Потом когда-нибудь вернете, я его сохранить хочу на память о Саше.
Леля пыталась его задержать, хотела хоть молоком, принесенным от Лены, угостить, но он, сославшись на какие-то дела, ушел. А Леля, отложив детектив, развернула газету. Это был «Рабочий путь» – толстушка, выходящая по средам. Ну да, в среду вышло интервью, а через день, в пятницу утром, Сашу убили. Анисин сказал, что она нашла труп через два-три часа после убийства.
Подписано интервью было Валерием Скуматовым. Имя это Леля знала, но говорило оно ей немного: известный смоленский журналист, много пишет. В смоленских газетах часто мелькают его материалы на судебные и на морально-этические темы. Иногда – как сейчас, например, – проблемы культуры затрагивает.
Интервью было в целом интересное, Саша много говорил о храме, о проблемах реставрации, но ничего нового о самом Саше Леля из интервью не узнала. Хотя он упомянул и прадеда, известного художника, бывшего в детстве «свидетелем строительства храма», и о Тенишевой порассуждал, но все это Леля уже слышала. Нет, интервью вряд ли связано с убийством. За что же его убили? Тут, конечно, и личные мотивы могли быть.
Леля вспомнила эту странную, «готическую» Кристину с фиолетовыми клокастыми волосами, ее заплаканные глаза, которые она наконец увидела, когда неуклюжий Потапов якобы нечаянно сбил очки. Она убеждена была, что «нечаянность» мнимая. Его, наверно, тоже заинтересовало, почему она прячет лицо, он посмотреть ей в глаза хотел. Что у нее было с Красухиным? Почему она так убивается о нем? Поговорить бы с девочкой… Но как?
Глава 14
На троих
В понедельник в Талашкино приехал Демин. Дело с убийством реставратора храма было не только трудное, но и неприятное. Убит известный человек, приехавший из Москвы по важному делу. Естественно, что смоленский «убойный отдел» привлекли.
Однако майор Демин, направленный как раз из этого отдела, почти не надеялся раскрыть убийство. Поначалу он за клочок газеты во рту убитого решил зацепиться. Это был свернутый в тоненькую небольшую трубочку кусок листа. Еще в пятницу вечером выяснилось, что это клочок с интервью, которое давал убитый корреспонденту газеты «Рабочий путь» Валерию Скуматову. Выглядело это как специальная «подсказка». Или «обманка», чтобы запутать следствие?
С журналистом Демин, конечно, побеседовал. Обыкновенный журналист, как все они. Немолодой уже, лет пятьдесят. Говорит, как принято у журналистов, много и бессодержательно. Привычка у них такая вырабатывается с годами, издержки производства, как раньше это определяли.
В субботу Демин прочитал внимательно интервью. Ничего особо интересного и там не нашел. Разве только то, что прадед реставратора родом из Талашкина и стал известным художником.
Вряд ли интервью может быть связано с убийством, там все про давние дела. Может, реставратор перешел кому-то из талашкинцев дорогу или не помог вовремя? Но когда он успел? Приезжал, правда, три лета, однако всегда ненадолго.
И зачем эта газета во рту, если интервью ни при чем? Для кляпа явно мала, да и засунули ее в рот уже убитому – экспертиза показала.
В общем, ехал Демин в Талашкино без определенного плана. Выбрался после обеда, ближе к вечеру – на часок дело. А что там целый день делать? Свидетели уже опрошены. Ну, с Анисиным поговорит – может, что всплыло за это время.
Не застав Анисина в отделении, Демин не удивился, а пошел к участковому домой, они были неплохо знакомы.
Анисина он нашел на кухне. В четыре руки они с бывшим, еще милиция тогда была, смоленским участковым Потаповым чистили рыбу, жарить собирались. Демин знал, что Анисин четвертый год живет бобылем. Ему под шестьдесят, и после смерти жены, кажется, жениться он не собирается. Дети взрослые, в городе давно. Ну а Потапов – тот на пенсии много лет.
Демину едва исполнилось сорок, и оба участковых – бывший и настоящий – казались ему ужасно старыми. Но оба были крепкие мужики.
Приезд майора крепких мужиков не смутил.
– Садись, Анатолий, – пригласил хозяин. – Рыба скоро жарится, а у нас к ней есть кое-что.
– Спасибо, Степаныч, только я ведь на машине, на служебной причем.
– Что ж ты так… неосмотрительно. Может, заночуешь тогда? Жене в город позвонить можно. – Он достал из холодильника пучок зеленого лука, пучок укропа, а также соленые огурцы в банке. – Вот, прошлогодние остались. Дочка делала. Капуста вот тоже… Выкладывай, Петрович. Маслицем полей. – А Демину протянул нож и буханку. – На, Анатолий, режь хлеб.
Демин вздохнул, стал резать хлеб.
«Может, правда заночевать? – думал он. – Или вот что – на рейсовом поеду. А машину завтра заберу».
Через полчаса трое мужчин сидели на веранде за накрытым столом. Шторки Анисин плотно занавесил, но окно открыл, и оттуда дул свежий ветерок да летели бабочки, устремляясь к лампе, чтобы сгореть.
В начале застолья, как водится, почти ни о чем не разговаривали. Первую выпили за встречу.
– Между первой и второй перерывчик небольшой, – сказал хозяин, почти сразу разлив вторую порцию. Все подняли рюмки.
