– Кристиночка, а как получилось, что вы присутствовали при интервью? – спросила недоверчивая Мила.
Кристина опустила голову. Потом, наоборот, задрала ее очень высоко и с вызовом сказала:
– Ну, я подслушала!
Поскольку отрицательной реакции не было: никто ее не стыдил, не ужасался – девушка после небольшой паузы продолжила:
– Понимаете, я с Сашей познакомилась давно, когда в школе еще училась, мне шестнадцать лет было. Он тогда первый раз в Талашкино приехал и у нас комнату снял. Он еще никого не знал в Талашкине, ему скучно было. И мне многое рассказывал, но при этом он меня ребенком считал – ему ж тогда уже двадцать три стукнуло! И объяснял, как маленькой. А я уже взрослая была – тем более в университет через год поступила. И я ему пыталась показать, что я взрослая современная девушка. А Саша… он не понял. Ну, я и пришла к нему, объясниться хотела. Пришла к дому Шукаевых, но зайти сразу побоялась. Окно было открыто, я подошла, а он интервью дает Валерию Андреевичу. Я и остановилась послушать… интересно же. Потом уже не стала заходить, домой вернулась.
Вспомнив, что она взрослая и разочарованная в жизни, Кристина попыталась опять играть в даму и посмотрела на старших подруг гордо. Однако получилось жалобно.
– Ничего, не расстраивайся: ты же нечаянно услышала, ты не хотела подслушивать, – сказала добрая Мила. – Зато теперь ты знаешь интересную историю про Врубеля. Когда будешь водить экскурсии по Фленову, рассказывать будешь людям!
– А почему Тиунов был уверен, что картина сгорела? – спросила Леля. – Как он это узнал, если уже ушел к тому времени из Талашкина?
– Саша упомянул в интервью, что Тиунов после, когда уже известным был, два раза делал в сельсовет запрос, и ему на оба запроса ответили, что общежитие женское сгорело еще в тысяча девятьсот пятом, и все картины, что там висели, сгорели. Ничего не осталось.
Глава 21
Сыщик Цуциков и дело Тиунова
После поджога в Талашкине, едва не погубившего конный завод, началось дознание. Стали разыскивать поджигателей. Лесничий рассказал, что встретил под мостом двух подозрительных молодых людей, которые толкнули его в воду, а сами убежали. Но лиц их он не разглядел.
Становой пристав зачастил в Талашкино. Он принимал таинственный вид и говорил страшным шепотом, однако дело не двигалось с места. Поджоги в округе продолжались, хотя имение больше не трогали.
Однажды к Тенишевой пришел некий странный тип, представившийся сыщиком Цуциковым. Он говорил, что командирован в имение приказом губернатора якобы для расследования поджогов. Этот сыщик был известен в Смоленской губернии как ловкий и удачливый. Был он не в меру разговорчив и самоуверен. Марии Клавдиевне показался хитрым. Однако его рассказы о раскрытых преступлениях развлекали. Он поселился в имении, стал часто посещать княгиню. Вел он себя чрезвычайно загадочно: куда-то исчезал, за кем-то следил, бродил по соседним деревням, посещал пивные.
Ни Савося Тиунов, ни Прохор Хамченко по пивным не ходили. Они с того поджога редко стали встречаться: Савося прекратил посещать сходки. Из бывших товарищей по политическому кружку на это обратил внимание только Хамченко. Трубникова уже не было в Талашкине, отставной гимназист Лунев (брат Панковой), предупрежденный становым, тоже уехал в Смоленск. Теперь вел кружок Прохор. Поначалу он посмеивался над Савосей, обвинял в трусости.
– Один сарай поджег и уже испугался! А ведь мы всю Россию подожжем! Ох, и заполыхает! – говорил он и радостно смеялся. От смеха веснушчатое Прошкино лицо морщилось, глаза под светло-рыжими ресницами превращались в щелки, нос сжимался в пуговку.
Дразнилки продолжались меньше недели. Потом Хамченко перестал дразнить, зато начал вовлекать Савосю в политические беседы, звал его опять на сходки, насмехался над произошедшей с ним переменой. В политических спорах он был дока, Савося чувствовал, что поддается его аргументам. Однако впечатление от пожарища было еще сильно, и на сходки он не шел. Хамченко оставил Савосю в покое только после того, как получил резкий отпор. Они подрались. Тиунов был ниже, но шире в плечах. Он вышел победителем. После этого Прохор его больше не трогал.
Тиунов по-прежнему ходил в мастерские, занимался резьбой по дереву. Но работа плохо отвлекала. Княгиню он со времени пожара ни разу не встретил – старался избегать. Он решил, что уйдет из Талашкина: не сможет больше княгине в глаза посмотреть. Надо ему уходить. Тем более что пусто теперь стало вокруг него, и поговорить не с кем.
Артем, еще недавно лучший друг, значительно отдалился со времени посещения Савосей сходок. После пожара он и вовсе обходил бывшего друга стороной: догадывался, что Савося мог участвовать в поджоге. Нюру ссора друзей огорчала. Оба парня стали избегать и ее: не хотели объяснять девушке, что произошло между ними.
Нюра мало знала про революционный кружок и потому не догадывалась об участии в нем Савоси. Заметив перемену, произошедшую в нем после пожара, она встревожилась. Как поговорить с ним?
Девушка стала часто приходить в мастерские, она постоянно попадалась на глаза Тиунову – то узор для вышивки попросит сделать, то остановится и о своем рассказывает, а то вдруг и расспрашивать станет как да что, да почему он невеселый ходит.
И однажды Савося рассказал ей все. Про свое участие в поджоге, про встречу с княгиней, про стыд свой и раскаяние. Нюра, слушая его, заплакала: «Что же теперь будет?» Когда он признался ей, что хочет уходить из Талашкина, девушка заплакала еще сильнее, однако согласилась с ним. Надо уходить. Оставаться ему нельзя. И арестовать могут – вон становой в село зачастил… А если и обойдется, Савося сам не сможет здесь стыд вытерпеть, сам себя обнаружит. Дома Нюра тоже плакала. Она уже давно любила Сашу. Иногда девушке казалось, что и она нравится ему. Но о чувствах речи между ними не заходило. Нюра не призналась бы в своем чувстве первая. А Саша… Саша думал только о живописи. Он мечтал учиться и никаких серьезных планов семейной жизни не строил.
В общем, после разговора с Нюрой решение укрепилось. Савося твердо решил уходить, нельзя ему иначе, нет ему больше в Талашкине жизни. Уйдет он тихо, чтобы расспросов никаких не было. Никому не скажет, кроме Нюры. И куда идти, они тоже вместе решили. В Москву, конечно, – там, в большом городе, легко затеряться. Да и не пропадет в большом городе хороший резчик, найдет работу.
Однако Саша все тянул, все откладывал свой уход. Десять лет он прожил в Талашкине. Теперь эта жизнь казалась ему очень счастливой. Все складывалось так хорошо и просто. Неужели это он сам, сам разрушил свою жизнь?! Как ни тяжело ему было сейчас, он придумывал всякие причины, отсрочивал уход. И едва не опоздал.
Однажды Цуциков явился к Марии Клавдиевне весьма воодушевленный.
– Я раскрыл дело о поджоге в вашем имении! – заявил он со свойственной ему самоуверенностью. – Один из поджигателей мне известен. Это резчик по дереву Александр Тиунов. Тиунов ходил на сходки, был близок к Трубникову, дружил с еще одним смутчиком – Прохором Хамченко. А главное – Тиунова видели в день пожара несколько человек, это помогло мне восстановить его маршрут. Его передвижения в тот день свидетельствуют, что он и есть злоумышленник! Он был возле сараев перед поджогом. Это можно понять, если отследить все его передвижения в тот день. На место пожара он вышел со стороны реки – именно там лесник встретился с поджигателями. Вот схема его передвижения, составленная мною. Вы видите, что Тиунов специально шел кружным путем – чтобы запутать свидетелей. Я сумел восстановить весь его путь в подробностях. Считаю это доказательством и намерен арестовать его.
