На вручении аттестатов произошел страшный, вопиющий случай. Чтобы понять, почему событие так потрясло княгиню, нужно начать издалека.
Еще весной полиция предъявила обвинение трем ученикам школы: участие в сходках, членство в революционном кружке, подстрекательство к поджогам и другим видам протеста. Все трое учились в выпускном классе, то есть должны были получить аттестаты через несколько месяцев – осенью. Каждого своего ученика Тенишева знала лично, за каждого чувствовала ответственность. Эти мальчики учились в ее школе несколько лет, она была к ним привязана. Пользуясь своим положением богатой женщины и меценатки, Мария Клавдиевна отстояла их у губернатора и полиции, настойчиво упрашивала разрешить парням окончить школу, чтобы они имели профессию. Для этого Тенишва несколько раз ездила в Смоленск, умоляла, уговаривала. Она так просила за этих, с точки зрения власти, «преступников», что испортила отношения с губернатором, по городу пошли слухи о ее собственной неблагонадежности, о ее ультралиберальных, демократических взглядах. В общем, ей пришлось нелегко. Однако княгиня была упорна и своего добилась: все трое окончили школу и должны были получить аттестаты.
И вот при вручении аттестатов один из тех, кого попечительница школы с таким трудом защитила от властей, порвал аттестат тотчас же по вручении. Публично, со словами: «Вот вам аттестат!»
После этого княгиня закрыла школу. Церковь с усыпальницей князя была законопачена и закрыта на зиму, все мастера и столяры отпущены, мастерские прекратили работу. Талашкино было мертво, как улей без пчел.
На прощание опять полыхнул пожар. В этот раз он не произвел на Марию Клавдиевну такого сильного впечатления, как раньше, когда загорелись сараи возле конного завода. Пожар во Фленове, в женском общежитии школы, ко многому теперь привычную княгиню даже не очень смутил. Школа все равно закрыта, общежитие расположено в отдалении от других построек, там нет жильцов, то есть не может пострадать никто.
«Зачем это сделано? – думала она с горечью. – Еще одна попытка вызвать мой страх? Его нет более».
Конечно, Тенишева хорошо помнила о шедевре Врубеля, до сих пор хранящемся в общежитии и сгоревшем теперь вместе со зданием, однако печалей было уже так много, что эта стала всего лишь одной из тысячи, она просто добавила лишнюю слезинку, не изменив, в сущности, ничего.
Почему-то и после этого она не могла уехать из Талашкина, все прощалась с ним и не могла проститься.
Наконец, через пару недель после пожара в общежитии, во время прогулки в саду Мария Клавдиевна нашла странное письмо: «Вас хотят убить за то, что добром делаете, мешаете смутчикам мужиков мутить». Письмо было написано карандашом на плохой, грубой бумаге. От росы оно промокло и наполовину стерлось. Видно, подбросили его с вечера. Княгиня долго разглядывала бумагу, почерк…
«Фи, какая некрасивая записка! Бумага похожа на оберточную. И стиль никуда не годится. Неужели это мне так пишут?! Угроза это или предупреждение доброжелателя?» – думала княгиня. В любом случае появление такого письма вносило еще большую печаль в и без того грустную жизнь Талашкина.
Письмо это написал и подбросил на дорожку, где часто по утрам прогуливалась Мария Клавдиевна, Артем Нестерук. После пожара в общежитии Прохор Хамченко стал еще больше его преследовать. Прохор был разочарован результатом пожара и злился на Артема, что тот уговорил его не поджигать конюшни. Сгоревшее общежитие не напугало княгиню. Нужно было поджигать не только конюшни, но, возможно, и господский дом. А Нестерук убедил всех остановиться на общежитии. И Прохор стал постоянно дразнить Артема рассказами, как они будут мстить княгине.
Артему было тяжело это слышать, он стал опасаться за жизнь своей благодетельницы. Честный, хотя и недалекий паренек искренне переживал происходящее в Талашкине, им двигало желание предупредить Тенишеву об опасности. Он купил в городе самую лучшую, какую мог, бумагу, старательно, продумывая каждое слово, написал записку и поздним вечером пришел в Талашкино, чтобы положить ее на тропинку, по которой обычно прогуливалась по утрам Мария Клавдиевна.
То, как восприняла княгиня это предупреждение, свидетельствует о взаимности непонимания. Обе стороны очень плохо представляли друг друга, взаимно не понимали движущих противоположной стороной чувств, не видели сути поступков.
После этой непонятной записки обе княгини – Тенишева и Святополк-Четвертинская – все же переехали в Смоленск. Но и в городе состояние духа у окружающих их людей было пришибленное. В Смоленске также царила полная растерянность, ходили страшные слухи о готовящемся бунте. Княгиня более всего беспокоилась о своем музее «Русская старина». Маня представляла, как придет шеститысячная толпа, как выбьют камнями стекла, как поломают и разрушат, разграбят дело ее жизни. Она приходила в ужас при мысли, что толпа ворвется внутрь, начнет рубить иконы, уничтожать все, что она с такой любовью собирала в течение долгих лет. Она будто слышала, какой тонкий звук будут издавать хрупкие вещицы под сапогами бунтовщиков.
Мария Клавдиевна решилась письменно просить губернатора защитить музей. В ответ она получила записку: «Многоуважаемая княгиня, я ни за что не ручаюсь, и все может случиться…» Губернатор тоже оказался бессилен.
Чего еще было ждать? При первой возможности Тенишева двинулась в путь – целью был Париж. С ней ехали Киту, ее мать княгиня Суворова, Лидин, две горничные и собака Булька. Багаж взяли минимальный. Княгиня горько плакала, не зная, доведется ли вернуться.
Но это был еще не конец испытаний. На этот раз расставание было еще не вечным. Ее ожидала всего лишь двухлетняя разлука с родиной. Более серьезное испытание и вечная разлука были впереди.
Глава 31
Важное решение
Леля Шварц проснулась поздно. Мила уже хлопотала на кухне, было слышно шипенье чего-то на сковородке.
«Яичница, кажется…» – втянула носом воздух Леля.
Сережа еще, наверно, спал.
Облившись во дворе приготовленной с вечера водой из ведра, Леля вернулась в дом.
«Все же хорошо здесь, – думала она. – Хорошо, что я к Милочке приехала».
Вчера они вышли от Зины и Саныча все вместе: Леля с Кристиной и Потапов с Анисиным. Вначале Кристинку проводили до дома – мать уже давно с работы вернулась и, наверно, волнуется. Потом двое галантных мужчин решили прогуляться и заодно проводить Лелю. Она не очень сопротивлялась. Пока шли, опять вспомнили рассказ Зины о бабушке.
– Вот как бывает! – сказал Потапов. – Похоже, теперь понятно, зачем трубочку газетную в рот трупу засунули.
– Имитация сигареты! – воскликнула и Леля.
– Это вы думаете, что убийца сымитировал то, как князя усадили под деревом? – спросил Анисин. – Да, поза такая же… Только ведь сто лет прошло! Кто ж это помнить может?!
– Ну вот Зина же помнит! – возразила Леля. – Хотя сама не видела. По рассказам своей бабушки помнит.