Артем в эти минуты подходил к жене, тоже смотрел на картину. Жив ли Савося? Если жив, то что с ним сейчас? Никаких слухов о Тиунове в Талашкино не доходило.
Осенью 1906 года Нюра родила дочку. Назвали Настей, Настасьей Артемовной.
Княгиня вернулась еще через полтора года, летом 1908-го. К Талашкину она, однако, как-то охладела. Говорили, после возвращения заболела нервной болезнью и болела долго. Ни мастерские, ни школу не возобновила, встреч с бывшими учениками не искала. Артему даже показалось, что она не узнала его при случайной встрече. Кивнула в ответ на его поклон и отвернулась.
Она по-прежнему отдыхала здесь летом, принимала гостей, но и только. Мастерские, театр, школа пустовали. Никого не звала, ничего не затевала. Зато Екатерина Константиновна Святополк-Четвертинская, вернувшаяся вместе с Тенишевой, вновь занялась хозяйством вплотную. Конюшни, молочное хозяйство – при ней все это, отчасти уже разрушенное, опять заработало. Это была не благотворительная деятельность, а обустройство имения. Впрочем, в бывшем домике Малютина на шоссе теперь сделали земскую больницу. Говорили, что это Тенишева согласилась отдать домик под земские нужды, поскольку больница в Горбове (четыре версты от Талашкина) сгорела.
Однажды, вскоре после приезда Тенишевой, Нюра собрала свои вышивки, которые за два года накопились, и пошла к княгине. Раньше Мария Клавдиевна отличала Нюру как прекрасную вышивальщицу и была к ней всегда добра: неужели не примет?
Княгиня сидела в беседке с какой-то дамой – из гостей, которых всегда хватало в имении. Дама вязала. Княгиня просто сидела с любимым бульдогом Булькой на коленях. Нюру она узнала, поздоровалась с ней ласково, и Нюра достала вышивки. Не так уж много их было. Нюра показала княгине две: полотенце и занавеска на окно.
Мария Клавдиевна взглянула вначале равнодушно на развешенные по перильцам вышивки. Потом взгляд ее выразил заинтересованность, затем она осторожно сняла с колен Бульку. Дама, составлявшая княгине компанию, тоже отложила вязанье, стала рассматривать.
– Нюра, – сказала наконец Тенишева. – А ведь узоры интересные! Вот здесь мне напоминает наши первые вышивки. А полотенце, мне кажется, похоже на узоры, которые Саша Тиунов вышивальщицам нашим предлагал!
– Да, княгиня! – ответила Нюра. – Это я с Сашиного узора скопировала.
Мария Клавдиевна нахмурилась.
«Зачем только я сказала! – подумала тотчас Нюра. – Сейчас прогонит!»
– Вы знаете, где он? Вы с ним не переписываетесь?
– Нет, ваша светлость, в Талашкине никто ничего не знает про него! Так и сгинул! Ничего про него не известно с тех пор, как ушел. – Про картину Савосину, что она спасла от огня, Нюра решила скрыть. Зачем лишний раз о пожаре в имении напоминать? Княгиня, говорят, не простила 1905 год, так что будоражить память не надо.
– Ну что ж… – сказала Тенишева после молчания. – Нюра, я правильно поняла, что ты хочешь эти вещи продать?
– Да, ваша светлость, – ответила вышивальщица. – Хотела бы. Но теперь трудно продавать, мало кто берет вышивки.
– Я понимаю… – сочувственно произнесла княгиня. – Лавки художественных промыслов в Москве у меня теперь нет. Для Скрыни твои вышивки, пожалуй, слишком просты. Но я все же возьму обе – на память о прошлом. И еще – чтобы тебе помочь. Я знаю тебя как хорошую ученицу и прекрасную вышивальщицу. Жаль, что так получилось! – Она покосилась на загрубевшие пальцы вышивальщицы и, достав кошелек, отдала Нюре все его содержимое, не принимая возражений.
На деньги, полученные от княгини, Нюра с Артемом смогли купить лошадь для пахоты и других крестьянских работ. Вести хозяйство стало значительно легче. К княгине Нюра больше не обращалась, обходила господский дом стороной. Думала иногда: может, княгиня сама про нее спросит… Но никуда ее не звали. Потом перестала вспоминать – крестьянский труд тяжелый, отвлекаться особенно не позволяет.
В 1910 году у нее второй ребенок родился – сынок. Назвали Сашей, Александром Артемовичем. А вышивать она больше не вышивала: зачем, если никому не нужно?
Глава 33
Фленовский музейный комплекс. Татьяна викторовна
Во Фленовском музее Елена Семеновна Шварц бывала много раз. И всегда смотрела с удовольствием и на резные кресла, и на расписные балалайки, и на тенишевские эмали, и на все-все. Но вот фотографии, которые также имелись и в Теремке, и в школе, привлекали ее меньше.
Обычно экскурсоводы останавливались возле фотографий ненадолго и рассказывали о них в самых общих чертах. Но сегодня Леля решила закрыть наконец эту лакуну в своих познаниях Фленовского музея и тщательнейшим образом изучить фотографии. Причем не князя и двух княгинь (Тенишевой и Святополк-Четвертинской), а их окружения и особенно учеников школы, крестьянских ребятишек, которые там обучались и потом работали в мастерских.
Конечно, это был не абстрактный интерес, у Лели была конкретная причина проявить любопытство. Рассказ Зины Нестерук о бабушке, участвовавшей в похоронах князя, наталкивал на параллель с убийством реставратора Красухина. Свернутый в трубочку кусочек газеты, вложенный убийцей в рот реставратора, слишком напоминал самокрутку, которой неизвестные «комсомольцы» снабдили мумию, также усаженную под деревом. Кто мог помнить этот эпизод? Нужно было узнать подробнее о жителях Талашкина той поры.
По дороге во Фленово Леля рассказала Кристине о желании посмотреть именно фотографии, но о причинах своего интереса не сообщила. Девушка огорчилась.
– О, это я как раз плохо знаю… Предметы уже изучила немного, а вот о фотографиях почти ничего не могу сказать.
– Ну хоть посмотрим, – не очень расстроилась Елена Семеновна: она, собственно, и не рассчитывала на помощь Кристины.
– Знаете что? Давайте мы Татьяну Викторовну попросим о фотографиях рассказать, – вдруг зашептала громко Кристина. – Вон она прямо впереди нас. Я сейчас спрошу.
Они действительно уже обгоняли высокую осанистую женщину с короткими русыми волосами.
«Это она у нас экскурсию и вела, – подумала Леля. – Прямо некрасовский типаж. Посмотрит – рублем подарит».
– Здравствуйте, Татьяна Викторовна, – громко поздоровалась Кристина. – На работу? А мы идем экспозицию смотреть… Вот, познакомьтесь – Елена Семеновна Шварц, преподаватель университета.
– Очень приятно, – улыбнулась Татьяна Викторовна. – Вы ведь, кажется, не так давно были у нас в музее со студентами?
– Да, – кивнула Шварц. – Была. Как раз в тот трагический день, когда реставратор погиб.
– Ужасное происшествие, – нахмурила брови экскурсовод. – Жаль Александра Леонидовича. И теперь у нас реставрация откладывается…
– Так может, это убийство и связано с его работой? Не было противников реставрации храма?
– Ну кому восстановление храма может помешать? То есть настолько помешать, чтобы убить человека? – И повернулась к Кристине. – Вы в Теремок или в школу?
