Глава 1
Побережье Англии
28 сентября 1066 года
Ничто не предвещало беды. Ведетта присела у окна и, глядя на голые ветви деревьев, с грустью подумала о приближающейся зиме. И вдруг с улицы раздался крик, а в следующее мгновение в дом стремглав влетел невысокий восьмилетний мальчуган.
— Что случилось, Этелред, почему ты так кричишь?
Мальчик подбежал к матери, зарылся головой в ее юбки и расплакался.
— Успокойся, не плачь. Так что случилось?
— Там корабли, очень много, большие, а на них лошади и люди.
Его круглая мордашка раскраснелась, волосы торчали во все стороны.
— Может, даны? — пытаясь успокоить себя и сынишку, с трудом выговорила Ведетта севшим от ужаса голосом, поскольку уже знала ответ: даны обычно совершали свои набеги всего на двух-трех кораблях.
— Нет, мама, — покачал головой мальчик, высвобождаясь из-под руки матери. — Это не даны: у них другие флаги, мне папа показывал, — а у этих — как у Вильгельма Ублюдка и… Ай, больно!
Мать дернула его за ухо и прошипела:
— Никогда больше не произноси эти слова, Этелред, слышишь? Никогда! Выпорю!
— Да, мама, — пробормотал мальчик, и на глазах его выступили слезы.
Выбранив себя за то, что потеряла самообладание и выплеснула тревогу и страх на ребенка, Ведетта прижала Этелреда к груди, нежно погладила непокорные вихры, потом они вместе подошли к окну. Да, сынишка не ошибся: к берегу шла эскадра. О, господи, нет времени успокаивать ребенка, надо действовать.
— Надо бежать! Сынок, быстро собери свои вещи, возьми только самое необходимое.
Мальчик никогда не видел мать такой бледной и взволнованной: похоже, надвигается что-то страшное, — и поэтому опрометью бросился в свою комнату. Ведетта повернулась к дочери, худенькой тринадцатилетней девочке, которая сидела, склонившись над рукоделием.
— Аверил, ты что, оглохла? Марш к себе собирать вещи, да поторопись! Много не бери.
Аверил медленно выпрямилась, в недоумении глядя на мать. Ведетта опять едва не вышла из себя, но сдержалась, лишь легонько встряхнула девочку:
— Беги же, милая! У нас совсем мало времени!
Словно только что очнулась ото сна, Аверил вздрогнула и поплелась к дверям, а Ведетта поспешила в комнату прислуги отдать необходимые распоряжения. Через несколько мгновений один слуга уже мчался в конюшню запрягать в повозку лошадей, двое других схватили холщовые мешки, плетеные корзины и короба и принялись заталкивать в них все, что влезало. Ведетта укладывала свои вещи и молила Бога, чтобы они успели покинуть город, захватив с собой как можно больше: судя по всему, Англию ждут тяжелые времена, и надо как-то их пережить.
Когда в повозку ставили последнюю корзину, Этелред вдруг вспомнил:
— Мама, а где же Ида?
Он спрыгнул с телеги и хотел было мчаться на поиски сестры, но Ведетта поспешно схватила его за воротник.
— Стой! Ида сумеет о себе позаботиться, а нам нельзя задерживаться.
— Но как так? Мы не можем оставить ее здесь! — побледнев, испуганно сказала Аверил.
— У нас нет другого выхода! — с горечью заметила Ведетта и жестом указала на залив: — Посмотрите туда, дети! Если мы потеряем время, никто из нас уже не выберется отсюда живым.
Со слезами на глазах дети забрались в повозку, и слуга, хлестнув лошадей, тронул с места. Ведетта обернулась, с тоской посмотрела на дом, сад, что пришлось бросить, и едва слышно проговорила:
— Да поможет тебе Бог, Ида. Я буду каждый день молиться, чтобы леса и холмы, которые ты так любишь, дали тебе приют и безопасность.
Осень иногда еще радовала солнышком, и каждый такой день Ида, прихватив своих лопоухих охотничьих собак, отправлялась гулять в лес, стараясь забраться как можно дальше. Нельзя сказать, что в маленьком прибрежном городке Пивинси было скучно, и все же при каждом удобном случае девушка стремилась убежать от шума, пыли и суеты. Но не только тенистой прохладой и густым сосновым ароматом привлекал ее лес: здесь жила старая Эдит, отшельница, которой много лет назад пришлось покинуть людей.
Добравшись до почерневшей от времени старой, покосившейся хижины, Ида сразу увидела в дверном проеме сгорбленную фигуру и радостно помахала рукой. Ответное приветствие было едва заметным: каждое движение давалось старухе с великим трудом, — и девушка с грустью подумала, что самому близкому для нее человеку осталось жить совсем недолго. Силы стремительно уходили из иссохшего тела, и только удивительно ясный взгляд добрых, всепонимающих глаз остался неизменным…
— Не надо бы тебе выходить, — мягко пожурила Ида старуху. — На улице уже свежо.
Эдит рассеянно кивнула, думая о чем-то своем, отступила в сторону, и девушка проскользнула в полумрак хижины.
— Скоро зима: хочу увидеть первый снег — поди, в последний раз.
— Ну зачем ты так? — укорила ее Ида, устраиваясь на разостланной возле печки рогоже. — Я вот тебе гостинцы принесла.
— А что здесь плохого? — задумчиво проговорила Эдит, с трудом опускаясь на скамейку. — Смерть — это ведь только для тела: оно устало, душа рубцами покрылась. Приходит время, и человек уже ничего не боится, сам хочет уйти в мир иной.
— Неужели все так плохо? — Ида передала Эдит небольшой холщовый мешок, который принесла с собой.
— Каждое утро я просыпаюсь и думаю, почему Господь так жесток, за какой тяжкий грех так долго держит меня на земле. Скажи, прелестное дитя, неужели тебе хочется, чтобы мои страдания продолжались вечно?
— Нет-нет, я вовсе не желаю, чтобы ты мучилась, но при одной мысли, что тебя не будет, мне становится невыносимо горько и тоскливо.
— И мне жаль оставлять тебя: больше-то здесь ничего не держит. А как дома? Все живы-здоровы?
— Да, слава богу, только вот за отца переживаем. Я так боюсь за него, Эдит! Он отправился к королю Гарольду, а тот вроде воевать надумал с Тостигом.
Старая Эдит медленно покачала головой:
— Не надо бы ему туда: ничего, кроме стали и крови, он там не найдет.
Девушка вздрогнула и с тревогой взглянула на старуху. Все годы, что они были знакомы, Ида не переставала удивляться манере Эдит говорить так, будто знает все наперед. На сей раз ее слова испугали Иду, ведь пророчества старухи всегда сбывались. В Пивинси ее считали колдуньей, за это и изгнали.
— Отец думал, что за верную службу Гарольду вернет ему то, что отобрал, — пояснила Ида.
На морщинистом лице старой Эдит появилась грустная улыбка.
— Я знаю, только ничего у него не выйдет. Солнце короля Гарольда уже закатилось: он сражается за трон, который уже отдали другому. Разве ты не видела перед Пасхой огненный знак в небе?
