Довольно занятно было наблюдать, как по мановению моей руки каскад обрушился вновь, восстановив первозданную белизну сосуда. Не выдержав, я снова вызвала к жизни гремящий водопад. С трудом удержавшись от повторения удачного опыта, я обратилась к умывальнику, куда все еще лилась горячая вода. Осмелев, я принялась забавляться с разливательной ложкой и скоро поняла, что, опустив ее, прекращаю доступ воды, которая почему-то сделалась уже намного холоднее.
Как всякая родовитая шляхтянка, я получила в семье неплохое образование, много читала и теперь вспомнила, что в последнее время много писалось и говорилось о грандиозных работах по очистке и приведению в порядок парижских каналов. Вероятно, хитроумные французы с помощью труб провели воду прямо в свои дома или хотя бы в лучшие постоялые дворы, называемые ими гостиными дворами. Чем они, французы, хуже каких-то древних римлян? Недаром ведь в древности Летиция, теперешний Париж, была центром римской Галлии.
Ну ладно, можно объяснить появление воды из труб, а остальное? Это остальное оказалось восхитительным! Тщательно обследовав фантастическую ванную комнату, я обнаружила в ней множество потрясающе удобных изобретений и даже научилась ими пользоваться. С наслаждением вымывшись под душем — не пришлось наполнять ванну! — и при этом не замочив голову, так как предварительно обнаружила на редкость прочный и водонепроницаемый чепец красивого розового цвета, сшитый из совершенно не известной мне материи, я опять же с наслаждением вытерлась белоснежными, а следовательно, чистыми полотенцами и на этом закончила утренние гигиенические процедуры. Больше в ванной мне нечего было делать, а уж как тут было хорошо и приятно! И как боязно было выходить наружу. Однако больше нельзя было медлить.
Вернувшись в спальню, я задумалась над тем, как же вызвать горничную девушку. Колокольчика нигде не нашлось, а выглянуть в коридор я опасалась. Тут вдруг в дверь постучали, и в ответ на мое «Entrez!» вошла горничная.
Наверняка это была горничная, ибо в руках она держала подносик с едой и была в белом батистовом фартучке, но, бог мой, что за одежда на ней! Уж не в дом ли терпимости меня занесла жестокая судьба?
Платья на девушке не было, лишь коротенькая юбочка, не прикрывающая колен, ноги все на виду и совершенно голые!.. При виде такого бесстыдства я потеряла голос, девушка же с улыбкой вежливо, хотя и не поклонившись, поздоровалась со мной и сообщила, что завтрак принесла мне в номер, как я вчера и заказывала. Я заказывала?! Не дождавшись от меня ни слова, служанка поставила подносик с завтраком на маленький столик и вышла.
Выходит, вчера я заказала этот завтрак. Как ни старалась, ничего не могла припомнить. Возможно, завтрак для меня заказала моя горничная. Но где она? Не могла же я отправиться в Париж без своей горничной!
А есть очень хотелось. Оказывается, я чрезвычайно проголодалась! Настолько, что даже странные и необъяснимые обстоятельства не лишили меня аппетита. С некоторой тревогой я оглядела завтрак, подозревая и в нем сюрпризы. Благодарение Господу, продукты оказались привычными: свежие булочки, рогалики. Молоко в маленьком кувшинчике. Варенье — или повидло? — в крохотной, совершенно кукольной мисочке. Горячий напиток в чашке. Я понюхала — запах знакомый, кофе, что ж, его мне доводилось пить. А вот это что? Какие-то мелкие предметы в блестящих бумажках. Развернула — кусочек масла, сыра, сахара. И ко всему этому ножичек, тоже странный, словно игрушечный.
Я съела все! И все оказалось очень вкусно, особенно сырок и абрикосовое варенье. Правда, несколько отравлял утреннюю трапезу какой-то непонятный шум. Теперь, поев, я могла и ему уделить внимание. Шум доносился из-за окна. Я совсем раздвинула шторы и выглянула в окно.
В который уже раз за это утро я находилась на грани обморока и удерживала себя от него лишь с превеликим трудом, понимая, что приводить меня в сознание некому.
Не знаю, сколько времени я простояла у окна, тупо глядя на улицу вниз и не веря глазам своим. Теперь-то уж я точно сплю и вижу кошмарный сон!
Нет, нельзя сказать, что я была совсем не подготовлена к страшному зрелищу. Что значит вырасти в просвещенной семье, много читать и бывать за границей! Доводилось слышать о самодвижущихся экипажах, я даже видела в одном из заграничных журналов рисунок такого экипажа будущего, а однажды, находясь у нас с визитом, пан Петруцкий целый вечер рассказывал о повозках, что мчатся без впряженных лошадей. Многие его тогда маньяком и фантазером называли, а он лишь снисходительно посмеивался и пытался разъяснить способ устройства двигателей этих, как он выразился, «аутомобилей». Значит, то, что в данный момент мчалось мимо моего окна по улице, могло оказаться... не знаю, как поточнее выразиться... это могли оказаться потомки тех самых «аутомобилей». А потомки эти, ни на что не похожие, так и шныряли по улице, туда-сюда, один за другим. Некоторые останавливались, из них вылезали люди! И все рычали и ревели. Не люди, а экипажи эти самодвижущиеся. Не очень громко, потише, чем локомобили, но поскольку их было множество — шум они производили изрядный.
И еще что-то происходило внизу, но остальную часть улицы от моих взоров закрывали огромные кроны деревьев, из чего я заключила, что перед моим постоялым двором тянется не просто улица, а один из парижских бульваров.
Уж и не знаю, сколько я так неподвижно стояла в окне, не зная, что и думать, да, к счастью, вдруг увидела внизу моего собственного кучера. Не сразу его узнала, странная какая-то на нем была одежда, но, приглядевшись хорошенько, узнала. Это же он, Роман! Роман крутился вокруг одного из таких аутомобилей и вроде бы протирал его стеклянные части. Подумалось — наверняка это окна механического экипажа, ведь и в моей карете были стеклянные окошечки...
Господи, а что сталось с моей каретой?! Куда подевались лошади?
Не долго думая, я решила спросить об этом слугу, ответственного за них. Уже зная, что в комнате не найдется колокольчика и вообще нет возможности обычным способом вызвать прислугу, я распахнула окно, которое и без того было приоткрыто, и громко позвала Романа. Он как-то сразу расслышал в городском шуме мой голос.
Подняв голову и узрев меня в окне, Роман вежливо поклонился. Я жестом велела ему подняться ко мне.
Минуты через две Роман уже был в моей комнате.
— Что все это означает? — спросила я, стараясь, чтобы голос прозвучал, как обычно, сдержанно-сурово, но, боюсь, на сей раз мне это не удалось. Сама почувствовала — получилось как-то жалостливо.
Кучер был удивлен. И кажется, попытался снять с себя вину.
— Так я же сменил колесо, — вроде бы оправдывался он. — Теперь мы можем ехать, как только ясновельможная пани того пожелает, ведь колесо отлетело...
— Где мы находимся? — резко перебила я непонятные разглагольствования слуги.
Роман с тревогой в голосе ответил:
— Ну как же, пани соизволила забыть, вчера ведь колесо отскочило, требовалось починить...
— Где мы находимся?! — потеряв терпение, громким голосом вскричала я.
