— Запомните, шофер должен видеть, что происходит вокруг его машины, когда едет, впереди, сзади, со всех боков. Недаром существует такая поговорка, что у водителя глаза вокруг всей головы...
Когда после этого ужасного урока я, чуть живая, вернулась домой и опять влезла в дом через окно во дворе, Роман специально подвел меня к окну в гостиной, выходящему на набережную, и показал Армана, прятавшегося на пляже среди лежаков и зонтов. Один! На пустом пляже потому что было еще слишком рано и держалась утренняя прохлада! А он уже там торчал, следил за мной. Ох, видимо, есть какие-то причины для моего интуитивного страха перед этим человеком.
Я даже подумала — не сказать ли об этом Гастону? Не знаю, как в теперешнюю эпоху обстоит дело с поединками, но не хотелось мне подвергать опасности любимого мужчину. К тому же у нас так мало было времени, когда мы оказывались наедине, что я не хотела тратить на разговоры ни одной минуты. Не разговоров, не поучений и советов жаждало мое сердце, оно хотело любви и получало ее, и мне не хотелось лишаться даже ее самой малой частицы. Потом, вспоминая проведенные с Гастоном минуты, я сколько раз краснела всем телом и невольно думала: а не так ли куртизанки верных мужей от их законных супруг отрывали, разрушая семейное счастье? Не уподобляюсь ли я тем продажным тварям, которые лишали мужчин рассудка, а вместе с ним — и состояния? Как скоро лишилась я моральных устоев, а ведь уверена была — закована в них как в броню. Оправдывало меня лишь одно — я любила, любила впервые в жизни, и отдавалась любимому и любящему человеку совершенно бескорыстно, к тому же не отрывая Гастона от законной супруги, поскольку ее просто не было. При виде Гастона все во мне наполнялось счастьем и ликованием, а в его глазах я видела горячее ответное чувство. Как хорошо, что судьба занесла меня в это время!
О будущем я не думала. Похоже, Гастон тоже. Однажды он мне сказал:
— Никогда раньше не встречал я такой девушки. Есть в тебе что-то такое... такое... мне трудно сформулировать, но иногда ты кажешься мне просто какой-то нереальной. Я уже не говорю о твоей красоте и всех прочих достоинствах. Увидел тебя — и сразу потерял голову, до сих пор не пойму, как такое могло со мной случиться. Может, ты скажешь, что же в тебе такое кроется? А что кроется — это я чувствую и готов на чем хочешь поклясться!
Еще бы не крылось! Девятнадцатый век со всеми его недостатками и достоинствами. Но не могла же я сказать об этом любимому!
Я и оглянуться не успела, как Роман купил вторую машину для меня, немного поменьше «мерседеса», и теперь я попеременно ездила то на одной, то на другой. И по-прежнему на рассвете, и по-прежнему вылезая в окно на заднем дворе.
И вот как-то Арман сообщил, что едет в Париж. С утра он собирается заняться там накопившимися делами, чтобы вечером вернуться в Трувиль. Короче, его не будет весь день. Я сама видела, как он уезжал, смотрела вслед, пока не исчез из глаз моих, и только тогда почувствовала, какой же тяжелый камень свалился у меня с сердца. С каким наслаждением наутро я вышла из дома нормально, через дверь!
А потом пришлось пережить ужасные минуты.
В этот день у меня все очень удачно получалось, даже Роман хвалил, а он не слишком щедр на похвалу. Вернувшись домой, я поспешила на пляж, радостно встретилась с друзьями. Были и Гастон, и Филип. Помахав им, я поспешила окунуться. Как же я люблю плавать и как редко у меня в последнее время появляется возможность спокойно, без раздражения заплыть далеко-далеко и так на спине легко покачиваться на волнах! Все купальщики остались у берега, оттуда доносится разноголосый, чуть приглушенный шум, я же лежу на спине и чувствую, как тело покидает усталость, а голова освобождается от всех забот.
Вот так покачивалась я на волнах и наслаждалась, как вдруг почувствовала, как что-то схватило меня за ногу и тянет в глубину морскую. Я сразу погрузилась в воду с головой.
К счастью, я не крикнула, тогда наверняка бы захлебнулась. В легких оставался запас воздуха, силой воли я заставила себя преодолеть панику, каким-то чудом оттолкнулась от чего-то под собой, с силой вынырнула из воды и вот теперь заорала изо всех сил. Тут меня опять ухватили за ногу и потянули вниз, свободной ногой я опять в это что-то ударила, оттолкнулась, выскочила из воды и снова закричала. Ухватив меня и за другую ногу, кто-то втянул меня под воду в третий раз, я раскрыла глаза, хотя никогда в море не ныряла с открытыми глазами, и увидела нечто такое ужасное, что от одного вида должна была на месте окочуриться. На меня напало неведомое мне чудовище, черное, страшное, с огромными глазами навыкате, не похожее ни на рыбу, ни на человека. И этот ужасный лупоглазый монстр, ухватив меня своими щупальцами, поволок в глубину морскую!
От ужаса я испытала прилив сверхчеловеческих сил и попыталась оттолкнуть страшилище, одновременно следя за тем, чтобы не глотнуть воды и не захлебнуться. Силы были неравны, я явно слабела и наверняка чудовище уволокло бы меня в бездонные глубины моря, если бы не помощь. Услышала громкий всплеск воды и увидела, как кто-то свалился в море рядом со мной. Тут же ощутила ослабление мертвой хватки, зажавшей мои ноги, из последних сил оттолкнулась и как ошалелая выскочила на поверхность моря, широко разевая рот. Не для того, чтобы опять закричать, — воздуха вдохнуть! И ринулась к берегу, отчаянно работая руками и ногами. Краем глаза увидела, как рядом болтается на волнах доска с парусом, а ее владелец как раз вынырнул из воды и ухватился за деревяшку, что-то прокричав мне вслед. Так это он меня спас?
Итак, я перла к берегу, но, кажется, уже не кричала. Увидела, как мне навстречу плывут люди, первым подплыл Гастон, с тревогой спрашивая, что случилось. Я не могла говорить, думая только об одном — скорее к берегу, подальше от чудища!
Наконец я почувствовала ногами дно, встала и с плачем бросилась на грудь Гастона, не отвечая на его расспросы.
Меня окружили и знакомые, и незнакомые люди, услышавшие мой крик. Все хотели знать, что произошло. Я все еще не могла говорить.
Обняв за плечи, Эва вывела меня из моря и усадила под зонтиком, кто-то сбегал к киоску за бокалом коньяка, выпив который залпом я наконец перестала клацать зубами и смогла более-менее связно рассказать о случившемся. Услышав о лупоглазом черном чудовище, ухватившем меня своими щупальцами и пытавшемся затащить в глубину моря, большинство наверняка подумало, что от пережитого страха я лишилась рассудка или мне это чудище привиделось, у страха, как известно, глаза велики. Но Шарль догадался — наверняка это был кто-то из ныряльщиков с аквалангом, в специальном костюме. Бывает, что некоторые из этих типов устраивают себе развлечение, пугая купающихся.
Немного успокоившись и придя в себя, я с ним согласилась. Да, меня смертельно напугало черное чудовище, ни на человека, ни на рыбу не похожее, но я вспомнила, что видела таких ныряльщиков в телефильмах, а со страху этот показался мне особенно ужасным. Неужели этим идиотам и в самом деле приходит в голову таким вот образом путать людей? Да ведь от одного страха можно умереть! Хотя... не будь я уверена, что Арман уехал в Париж, его я могла бы заподозрить в глупой шутке. Он уже неоднократно проявлял склонность пошутить, и всегда это было не остроумно, а напротив, как-то противно, нелепо и безмозгло. Есть люди, склонные к глупым шуткам, которые не доставляют удовольствия никому, кроме них самих.
