Да, после смерти старого графа Луиза исчезла из поля его зрения, он не знал, куда она подевалась, но шума не поднимал и не разыскивал ее, полагая, что теперь, когда она стала законной богатой вдовой, не стоит демонстрировать людям их связь. Можно повременить. К тому же граф уже давно запретил ему появляться в своем дворце в Монтийи, а он, Арман, предполагал, Луиза именно там проводит все время, оплакивая смерть супруга. Ее смерть явилась для него страшным ударом.
Все прекрасно понимали — ни слова правды во всем этом, но попробуй докажи! Главное же, к нему никак не подходил решающий козырь в раскрытии убийства — мотив.
Когда я передала тетушке все эти сведения, та недовольно хмыкнула и заявила:
— Врет как сивый мерин. Придется мне самой заняться этим. К сожалению, сейчас не могу, займусь, когда вернусь в Париж. Ты знаешь, что я намерена поселиться у тебя в Монтийи? Надеюсь, ты не против?
Мы разговаривали по телефону, тетушка пока еще жила в Трувиле, и в ответ я с искренней радостью прокричала в трубку:
— Что вы, тетушка! Это для меня просто счастье, я надеялась, что так оно и будет, а отделке ваших апартаментов уделяю особое внимание. Останетесь довольны, уверена! А что вы собираетесь делать, ну, в том, что касается Армана?
— Кое-кого разыскать, — загадочно ответила пани Ленская. — Сейчас не стану рассказывать, чтобы не сглазить, но для этого мне надо поселиться в Монтийи. Думаю, смогу приехать туда под конец сентября. Да, кстати, доктор Вийон обнаружил-таки отраву в твоем паштете. Он еще тебе не звонил?
— Нет. Значит, колбасный яд?
— Вовсе нет, это для Армана слишком примитивно. Он использовал вытяжку из печени одной такой японской рыбки... как же она называется? Ага, фу-фу. Вообще-то рыбка эта вполне съедобная, а вот ее печень и желчный пузырь — страшная отрава. Обрабатывают эту рыбку с чрезвычайными мерами предосторожности, печень и желчный пузырь уничтожают, но за деньги все можно достать. И если бы в случае твоей смерти, — безжалостно добавила старушка, — обнаружился в паштете яд фу-фу, запросто приписали бы появление его в паштете несовершенной технологии или недосмотру, там печень и там...
Ох, кажется, разлюблю я паштет из печени рыб!
Пани Ленская в заключение сказала:
— Прошу тебя, коханая Кася, не тяни с завещанием. Пока Гийом находится на свободе, ты находишься в опасности, не сомневайся. Рада, что едешь в Польшу, за тобой он туда не рванет, наверняка дал подписку о невыезде. Не спеши возвращаться!
Ну уж нет! Я как раз собираюсь поспешить, из-за Гастона, конечно.
Обсуждая с Романом способ путешествия, пришли к выводу — на машине. Мне очень хотелось полететь на самолете, так до сих пор и не пришлось, но Роман убедил — самолет от меня не улетит, а в Польше машина мне понадобится. К тому же, проехав пол-Европы, я смогу много увидеть. Сверху столько не разглядишь.
Как всегда, победило мнение Романа. Ехать решили на «мерседесе», «пежо» заперли в гараже. И однажды прекрасным летним утром двинулись в путь. Вперед, в неизвестную мне новую Польшу! Позади остались неразгаданная тайна убийства экономки, мой лютый враг, решивший меня со свету сжить, страстно любимый и любящий мужчина...
* * *
Путешествие заняло много времени, ведь я не торопилась, раз уж решили сочетать приятное с полезным, то есть деловую поездку с туристической. И тут незаменимым гидом опять стал для меня Роман, не только рассказывая о городах, через которые мы проезжали, и их достопримечательностях, но попутно кратко знакомя с новейшей историей Европы, в частности Германии. Очень интересно, например, было узнать о еще недавнем существовании двух Германий.
В конце концов мне это надоело, подгоняло нетерпение скорей увидеть родную Польшу конца двадцатого века.
— Теперь больше никуда не сворачиваем, едем прямо в Польшу! — распорядилась я.
— Как пани графиня прикажет, — не возражал Роман. — Вот только тогда мы можем добраться до места уже сегодня, но поздней ночью, а не хотелось бы.
— Почему поздней? — удивилась я, разглядывая дорожную карту. — До Польши осталось всего ничего.
— На границе проторчим, — пояснил Роман.
Странно. Не торчали мы на границе между Францией и Германией, с чего же теперь торчать? Не понимаю.
Роман терпеливо растолковывал:
— А этого никто не понимает. Раньше, при социалистическом режиме, еще понятно, тогда существовал контроль, а теперь почему — загадка. Впрочем, сейчас пани графиня сама убедится.
И я убедилась. Мы пристроились к длиннющему ряду легковых автомашин, бок о бок растянулся еще более длинный хвост громадных грузовых машин разного пошиба. И двигалось все это со скоростью одного метра за пять минут. Издали виднелись какие-то здания и люди, но вроде бы там ничего не происходило. Когда мы наконец добрались до них, я убедилась в правоте Романа: на наши паспорта лишь взглянули, вся процедура (я специально следила по часам) продолжалась полторы минуты, а в очереди мы простояли больше двух часов!
Так это меня разозлило, что я позабыла — надо же волноваться! Вот я въезжаю в Польшу, свободную и независимую, в какой мне еще не доводилось жить, сердце должно трепетать от радостного предчувствия встречи с любимой родиной, а тут никакого трепета. Зато какое-то трясение. Вот тряска сделалась сильнее, я дергалась в машине, как эпилептик, и наконец не выдержала.
— Что происходит? Неужели наш новый «мерседес» уже разваливается на куски?
— Пока еще не разваливается, — вздохнул в ответ Роман. — Но, боюсь, недолго ждать. Пани графиня должна привыкать — это польские дороги. Такая уж у нас автострада.
— Да что Роман говорит, разве это автострада? Просто терка, стиральная доска.
— В самую точку пани попала, у нас так и называют наши дороги. Чуть положат новый асфальт, глядишь — опять весь в выбоинах и трещинах. Говорят, раньше власти нарочно такой клали, назло людям, чтобы не слишком радовались.
— Ну прямо, как в мои времена. Но ведь теперь же новая, свободная Польша. Нет тех властей, которые делали все, чтобы людям жилось хуже. Тогда почему? Не царские власти, не советские, свои же, польские... Выходит, ничего не изменилось?
— В этом отношении, действительно, немногое. Избранные свободными поляками свободные польские власти свободно крадут, на дороги не остается средств. Правда, есть небольшие исключения. Пани сразу по дороге узнает — ворюга воевода или честный человек?
— Так бывают все-таки честные! — порадовалась я.
— Бывают, пересечешь границу воеводства — и как по бархату едешь. А выскочил за его пределы — и опять начнет трясти да подбрасывать. Хоть бы знаки предупреждающие ставили.
Я надолго замолчала. Вот пожалуйста, вроде бы существует наконец Польша, о которой мечтали поколения поляков-патриотов. И что? Где польский гонор? Какая-то Франция с ее взбалмошной историей, какая-то Германия, вроде бы проигравшая две войны сряду, могут себе позволить построить отличные дороги и позаботиться о своих гражданах, а мы что же?!
