Филин пригубил кофе.
– Ну так милорд никогда и не был таким, как все.
Я вздохнула.
– Верно. Не был.
– А что касается вашей разумности… Граф сильный человек, весьма целостная личность с собственными принципами и правилами, со своим взглядом на окружающий мир и место в нем. Он постарался избавиться от всех слабостей, и это почти получилось.
– Почти?
– Почти. Появились вы и отыскали лазейку в его непробиваемом сердце.
– Неужели его слабость в искренности? – Я подняла взгляд на Филина.
– Его слабость в привязанности, в желании быть не монстром для запугивания детей, а простым человеком. Много лет державший сердце в оковах, он рискнул открыться. Я очень долго подле милорда и могу с уверенностью сказать, что он никому за это время не говорил «люблю». Он даже чувства такого не испытывал. За исключением юношеского порыва, который оставил на память о себе шрамы… Но полагаю, граф вам уже рассказывал эту историю?
– Рассказывал.
– Вы первая, кто затронул его душу. Первая, кому он позволил властвовать в сердце. Это сама по себе уже большая слабость. – Филин допил кофе. – Вы мне глубоко симпатичны, миледи. И граф с вами стал другим… Более открытым, что ли. Но увы, это было лишь мимолетным явлением, вы сделали его податливее, вы же и добавили ему черствости.
– Я? Почему?
– Вы растоптали его сердце. Напомнили, что любовь причиняет боль. – Филин встал. – Общество благоволит к пушистым питомцам, миледи. К ярким и красочным, способным вызвать умиление, – он перевел взгляд на лисенка, – а одинокие, загнанные в угол звери вынуждены всю жизнь обороняться, чтобы проходящий мимо человек не пнул их ради забавы. – Чародей вновь посмотрел на меня. – Милорд уехал к королю во дворец, он намерен добиться полновесного оправдания в глазах общества. Вы можете не беспокоиться, он ни в коем разе не очернит ваше имя причастностью к темномагическим ритуалам. Документы на развод будут готовы через неделю. Граф сан Венте приносит самые искренние сожаления и уверяет, что никогда более не побеспокоит вас. – Мужчина поклонился. – Мне пора, миледи. Надеюсь, вы не пожалеете.
Он уже ступил на дорожку, прямо в чуть подтаявший снег, когда я наконец спросила:
– Что мне делать, Фил? Я совсем запуталась.
– Поезжайте в замок, миледи. Пока графа нет, никто не покусится на вашу свободу.
Глава 17
Этьен нещадно стегал лошадей, пока карета мчалась к замку сан Венте. Я хотела успеть затемно.
В висках пульсировало от ожидания разгадки. Казалось, что именно сейчас придет конец двоемыслию. Всего один шаг, и от мрачного образа графа не останется ничего запретного – сплошная чистота и ясность.
Сан Венте, как и любой человек, был многогранен, но он, в отличие от остальных, никогда не скрывал своих черт. Убийца? Быть может. Он, впрочем, этого не отрицал. Жестокий садист? Ах, глупости! Лишь домыслы и слухи сделали из человека монстра. Невинно оболганный? Я не так наивна, чтобы верить в сказки и безгрешность. Я готова к правде, какая бы она ни была.
Непримиримый, упертый, самовольный, но такой необходимый – он стал кем-то большим, нежели просто навязанным супругом.
– Госпожа! – голос Этьена прозвучал глухо. – Там ведьма на дороге!
– Какая ведьма? – Я недоуменно приоткрыла окошечко.
На обочине стояла Аурелия.
– Останови!
Этьен подчинился.
Я распахнула дверцу. Старуха расплылась в улыбке и, поправив сбившийся набок чепчик, проворно запрыгнула в карету.
– Ну вот и свиделись, – сказала она.
– Как вы здесь оказались? – удивилась я, передавая ведьме теплый плед. – Да еще в такое время?
– В деревеньке неподалеку ярмарка, – Аурелия похлопала себя по карману. – Травок нужных прикупила, чаек вновь заварю. Уж больно в этом году травки искренние, ничего не утаивают. – Она внимательно посмотрела мне прямо в глаза и усмехнулась: – А ты, гляжу, свой чай уже до конца испила. Ну и как? Горек?
– Горек, – созналась я.
– Так и должно быть, какая радость от одного меда? Ты, девонька, возле леса меня высади.
– Хорошо. Хотя если надо, Этьен вас до дома довезет.
– Нет-нет. К подруге зайду, потолкуем. – Аурелия распутала завязки чепчика и выпустила наружу два локона. Когда-то русые, сейчас они пестрели седыми прядями, придавая ведьме очарование зрелости. – Тоже чайку попьем. Не все же вам, юным да беспечным, судьбу нагадывать!
Она рассмеялась собственной шутке и отвернулась к окошечку. А я рассматривала старуху и понимала, что лет-то ей не так много, просто подобно сан Венте она когда-то давно заперла сердце в оковы и позволила людям думать о себе так, как им удобнее.
– Аурелия, – впервые назвала ее по имени и сама себе удивилась. – А вы замужем были?
– Была, как не быть? – Ведьма вновь похлопала по карману. – Дважды.
– И что случилось?
– Первый муж в пожаре погиб, не смогла оградить, а второй – к подруге сбежал, к той самой, что сейчас в гости еду. Да только и там ему счастья не случилось, в колодце утонул.
– А не жалко было? – спросила я.
– Что утонул? – ведьма обернулась.
– Что сбежал.
– А чего жалеть-то? Раз ушел, значит, судьба такая. Дело ведь не в том, что происходит, а в том, как к этому относиться.
– И больше замуж никогда не хотели?
– Почему не хотела? – Она удивленно взмахнула ресницами. – Хотела и сейчас хочу. Даже больше скажу, быть моей свадьбе уже в этом году! Так карты предсказали, а они никогда не ошибаются. Осталось только с женихом определиться да обрадовать его. А то живет-поживает и не ведает еще своего счастья…
Ведьма вышла подле Гуллонского леса и некоторое время махала вслед, вселяя уверенность, что я все делаю правильно.
Темный замок встретил тишиной и спокойствием. Мальчишка Том с широченной улыбкой помог мне выйти из кареты и убежал вперед, стремясь поведать прислуге, что «миледи вернулась, ура!».
Я с улыбкой покачала головой, позади хмыкнул Этьен. Кажется, кучер менял отношение к обители сан Венте, придирчиво осматривая каждый камень.
– Что пытаешься разглядеть, Этьен? – поинтересовалась я.
– Добротный замок, – мужчина поднял голову вверх, оценивая башни, – высокий. Вы ведь останетесь тут, госпожа, я чувствую.
– Еще не знаю.
– А тут и знать нечего. Раз по своей воле вернулись, значит, есть ради чего.
В простой философии кучера не было серых пятен, только черное и белое. Зло или добро. И выбирая между народной характеристикой графа и моими словами, он безоговорочно верил мне, хотя подчас я сама себе не верила.
