– Во всём. Вам ведь наверняка известно, какая пропасть разделяет нас с вами?
– Что вы имеете в виду?
– Разницу наших финансовых положений. Гордоны старинный, но обедневший род. И пусть предки мои участвовали ещё в Святых Походах, кого этим сегодня удивишь? Мой дед потерял право на титул, а отец проиграл в карты остатки фамильного состояния. Если бы не мой крёстный, я даже образования не сумел бы получить. Лишь благодаря протекции этого святого человека я сумел изучить право и на сегодняшний день моё социальное положение крайне двусмысленно. В силу неопределённости своего происхождения я ни дворянин, ни простолюдин.
Айрис гордо вскинула голову:
– Мне дела нет до этих глупых предубеждений. Для меня значение имеет человек, а не предрассудки.
Оливер схватил её руку и сжал в горячих ладонях, жадно заглядывая в глаза:
– И вы, сударыня, сейчас искренни?
– Конечно.
– Не играйте со мной! Сердце моё в ваших руках.
– Я говорю вам то, что чувствую.
Их свидания становились всё чаще. Места для них выбирались всё более уединённые – густо заросший парк и беседка у озера часто служили молодым людям укрытием.
– Почему вы так смотрите на меня? – спросила однажды Айрис.
– Хочу сохранить ваш образ в памяти навсегда, – ответил тогда Оливер.
– Вам нравится моё платье? – покружилась перед ним, смеясь, Айрис.
– Да. Очень! Оно красивое. Вся ваша жизнь окружена красотой. И когда вы рядом, кажется так естественно, что рядом и она. Ведь недаром Творец подарил красоту нам? В ней нет ничего грешного. Правда?
Говоря это, Оливер приблизился и, словно боясь обидеть или оскорбить, осторожно положил руки девушке на талию.
Айрис и не думала отталкивать или оскорбляться. Она с нежностью прикоснулась к его тёплой, чуть колючей от пробивающейся к вечеру щетины, щеке.
– Я пообещала себе, что непременно встречу в этой жизни того, кто тронет моё сердце.
Сердце её действительно колотилось быстро-быстро. Словно в груди жила маленькая птичка, желающая лететь:
– Поцелуйте меня, – попросила Айрис.
И они потянулись друг другу, робко, несмело, неумело.
Ни у одного из них тогда не было любовного опыта. И всё же поцелуй был сладок. Ночь прохладна, а вдвоём было тепло.
Теперь вот тропическая жара, а руки стынут от одной мысли, что придётся идти к Оливеру.
Разговаривать с ним.
Как же так происходит?
Как люди могут незаметно для себя пересекать черту? Переходить границу от любви к ненависти? Чувства, словно теряющие в цене облигации, превращаются в ничего не значащие бумажки. Вчера богач – сегодня банкрот.
Ярость и боль коршуном сжали сердце.
Неужели для мужчины достаточно всего одной сладкой щёлки, чтобы перечеркнуть все? Абсолютно всё! Выбросить на помойку, как ненужную упаковку?
Неужели Оливер ни разу не подумал о ней? О её боли? Её чувствах?
«Я хочу запомнить тебя навсегда!».
Но навсегда, увы, не бывает. Разумом это понимаешь, даже принимаешь. Только боль от этого меньше не становится.
Нужно идти к Оливеру.
Нужно начать то, ради чего приехала. Спалить всё к чёртовой матери. Но прежде чем пожар поглотит останки их былой жизни, Айрис поклялась себе заставить Оливера и его шлюху гореть в агонии. Подыхать от той же боли, что снедала её.
«Это война, Оливер», – прошептала Айрис и поднялась, готовая начать бой.
Багровое солнце клонилось к горизонту, повиснув в низкой пелене тумана.
Она молча шла по тёмному коридору к двери, ведущей в спальню мужа. Глубоко вздохнув, распахнула её и, шумя волнами шёлка, переступила порог.
Спальня утопала в полумраке. На окнах опустили шторы, мешая алым лучам закатного солнца проникать вглубь. Камин был растоплен. Ровное тепло, идущее от поленьев казалось совершенно лишним и в без того перенасыщенном духотой воздухе.
Против ожидания, она застала Оливера не в кровати. Сутулясь, он сидел в кресле у огня. Скрип двери заставил его оглянуться.
Видно было, уже какое-то время муж напряжённо ждал её прихода. Красный отсвет падал от углей, подчёркивая заострившиеся черты изжелта-бледного лица с лихорадочно горящими глазами.
Выглядел Оливер отвратительно. Даже хуже, чем Айрис надеялась. А бить лежачего в её представлении было подло.
– Пришла, наконец?
– Вы ждали меня? – с нервным смешком откликнулась она.
– Мне доложили, что ты приехала. Надеюсь, путешествие показалось приятным? Я не раз писал, что здесь небезопасно. Тебе не следовало приезжать, рискуя собой…
– Лицемер из тебя всегда был жалкий.
Айрис не пыталась смягчать свой голос. В нём звенели льдинки.
– О! Конечно же я верю, что ты действовал исключительно в моих интересах, настаивая на том, чтобы я держалась отсюда подальше. Не смеши! Всем хорошо известно, как ревнивые жёны утомительны. Весьма неудобно иметь под боком такую. Это ограничивает свободу и мешает радоваться жизни, так сказать, в полном объёме.
– Айрис, мы не виделись почти год. Неужели нельзя было начать нашу встречу как-то иначе? – раздражённо поморщился Оливер, устало потирая переносицу.
Айрис рассмеялась.
– Ты действительно обрадуешься, если я сейчас кинусь к тебе на шею, душа в объятиях?
– Целовать зачумлённых, бьющихся в лихорадке, не в твоих правилах, – с сарказмом фыркнул Оливер.
– Добиваетесь моей жалости, сударь? Стоит ли мне воспринимать эту фразу как просьбу об отсрочке разговора? Это можно. Поправляйся и отдыхай.
– Не нужно отсрочек. Ты получила моё письмо с просьбой о разводе? Вижу, что получила. Зачем же приехала? Разве не достойнее было бы принять неизбежное со смирением? К тому же твой приезд ничего не изменит. Я не отступлюсь от своих чувств к Каролине. Если нужно, пойду в огонь, лишь бы защитить её. Да и ты, насколько я знаю тебя, вовсе не из тех, кто будет довольствоваться объедками с чужого стола?
К подобному повороту событий Айрис была не готова. Она ожидала, что, узрев её сиятельную персону, муж падёт к её ногам, признает вину и чистосердечно во всём покается.
Но, судя по всему, приступ любовной горячки достиг апогея. Оливер потерял и мозг, и совесть.
– Объедки с чужого стола подбираю вовсе не я, – холодно ответила Айрис, – а твоя продажная маленькая жадная шлюха.
– Не смей оскорблять её!
Айрис продолжала, будто не слыша:
– Хотя нет, она не подбирает объедки – она их ворует. Любому, кроме тебя, хватило бы двадцати четырех часов в её обществе, чтобы понять, чего она стоит.