– Поможешь открыть? – обернулась она через плечо, перехватывая взгляд, в котором ясно читалось, что просвечивающее через тонкий батист пеньюара женское тело отнюдь не оставило Дойла равнодушным. – Пробка сидит слишком глубоко. Мне не справиться.
Мышцы на предплечьях Дойла ощутимо напряглись и узкое бутылочное горлышко в секунду оказалось свободно от своей долголетней тюремщицы.
Дойл небрежно наполнил бокалы вином:
– За нашу победу?
– И за нас, – подхватила Айрис.
– Отличное пойло, – довольно протянул он.
– Рада, что ты одобряешь. Но тебя не смущает, что я стою перед тобой навытяжку, в то время как ты развалился в моём любимом кресле?
– Нисколько. Мне даже нравится смотреть на тебя отсюда. Но, если хочешь, можешь подойти и присесть мне на колени.
Дойл снова пригубил вино. Из глаз его исчезли насмешливые искорки. Он словно обжигал, даже сквозь расстояние и полумрак.
– Иди сюда, – похлопал он по плотно обтянутому кожанами штанами мускулистому бедру.
Голос его звучал гортанно и даже ниже, чем обычно.
Его поза, вальяжная и расслабленная, демонстрировала силу. Во взгляде светилось откровенно желание. В голосе, повелительном и резком, звучал не приказ – скорее приглашение.
И обещание.
Айрис медленно приблизилась к креслу и опустилась к Дойлу на колени. Руки легли на широкие плечи – ей хотелось это сделать с первой встречи – ощутить под ладонями тугие, твёрдые валики его грудных мышц.
Грудь Дойла тяжело вздымалась. Сердце в груди билось ритмичными сильными толчками.
– Ты прав, – улыбнулась ему Айрис. – Так действительно лучше.
Его пальцы коснулись её подбородка, принуждая не отворачиваться, смотреть на себя. Потом запутались в густых влажных кудрях, пушистой волной накрывающих плечи.
– Поцелуй меня, – попросила Айрис.
На ощупь его губы были мягкие как шёлк. Айрис никогда бы не подумала, что такие мягкие губы могут быть у того, кто говорит таким грубым голосом.
Дойл обхватил тонкую талию молодой женщины и Айрис ощутила жар грубых мужских ладоней сквозь тонкий материал пеньюара.
Подчиняясь её просьбе, Дойл накрыл губы Айрис своими губами.
Поцелуй вышел настойчивым, горячим и требовательным, превращаясь в долгий, волнующий танец, Айрис с наслаждением позволяла себя вести в этом туре.
Она отвечала на поцелуй с искренней страстностью, которой от себя даже и не ожидала. Словно пламя, горевшее в теле Дойла, перекинулось и на неё тоже.
Огонь бежал по венам и мышцам. Каждый нерв трепетал под этими, пока ещё вполне невинными, ласками.
Айрис было мало. Она хотела, чтобы пламя поднялось выше, сделалось жарче. Хотелось сгореть и раствориться в этой внезапно вспыхнувшей страсти.
Она рывком стянула рубашку с Дойла.
Взгляд с откровенным восхищением скользнул по выпуклому рисунку мускулов на его теле. Пальчики провокационно пробежались по ним, чувствуя восхитительную гладкость кожи, твёрдую упругость мышц.
Умелые пальцы Дойла в ответ не спеша поглаживали обнажившиеся во время ласк округлое плечо Айрис.
Томительно-медленно, едва ощутимо коснулся он отяжелевшей от желания груди, обрисовывая её нежные полушария. Соски твердели и сладко ныли от этих прикосновений.
Длинные ресницы Айрис затрепетали. С приоткрытых губ сорвался полувздох-полустон. Дыхание сбилось, сделавшись поверхностным.
Дойл всё крепче и крепче прижимал Айрис к себе.
Позволяя себе забыть обо всём на свете, они всё теснее переплетали объятия в надежде получить облегчение терзающей их страсти, но на деле лишь сильнее распаляясь. Губы терзали друг друга, не находя желаемого утоления.
И уже было совсем не понять, кто тут охотник, кто добыча.
Дойл подхватил Айрис на руки с удивительной лёгкостью, хотя она и не отличалась миниатюрностью, и уложил на раскачивающуюся, словно качели, кровать.
Бортовая качка усилилась, но никому из них сейчас до этого не было никакого дела. Мир качался, голова кружилась, всё обволакивало мягким сумраком.
Шуршали простыни, скрипел матрас. Тяжесть мужского тела навалилась на Айрис. Сильный толчок, сошедший на нет, распластал по кровати. Спина предательски прогнулась словно нарочно подставляя под ласки грудь с возбуждёнными сосками.
Дойл умело и тонко играл на теле Айрис, как на инструменте, дразня прикосновениями, то едва осязаемыми, упорно обходящими самые чувствительные участки её тела, то почти до боли жаркими, на грани грубости.
Когда его губы сомкнулись вокруг её соска, Айрис поняла, что всё было лишь прелюдией. Ощущения стали обжигающе-острыми. Она цеплялась за мужчину, как водоросль за якорь, оплетая руками и ногами, давясь всхлипами, стараясь глушить стоны.
Когда же он, наконец, вошёл в неё, будоражащие-приятное, лёгкое удовольствие от предыдущих ласк сменилось тяжёлой волной страсти. Дойл двигался сильно и мощно, всё убыстряя темп. Айрис инстинктивно подавалась ему навстречу, не желая отпускать от себя ни на секунду.
Страсть и мощь, с которыми Дойл брал её, были для неё в новинку. С Оливером всё было иначе.
Манера любить у двух мужчин резко отличались друг от друга, как отличается вальс от танго; знойный ритм с резкими неожиданными поворотами от мягкого кружения.
Бешеный, безжалостный напор заставлял терять голову, биться и извиваться в конвульсиях наслаждения на грани боли, чертить острыми ногтями по светлой коже алые дорожки, пока один из мощных толчков не заставил её закричать.
Словно отзываясь на её крик, Дойл зарычал, не в силах больше сдерживаться – глубоко в своём лоне Айрис ощутила, как он содрогается в оргазме.
На несколько безупречно-счастливых минут они выпали из реальности.
Теперь, когда страсть уходила, как вода во время отлива, Айрис изо всех сил боролась с собой, не желая показывать, что внутренне она скорее смятена только что пережитыми чувствами, чем удовлетворена.
Хотя удовлетворена, конечно, тоже.
– Это было здорово, – засмеялась Айрис.
– Здорово?
– Даже лучше, чем просто здорово. Это было… так, что хочется непременно повторить ещё раз.
Что он пытается прочесть в её лице? Что хочет найти или, может быть наоборот, боится? Почему так смотрит?
– Ты чего? – спросила Айрис, надеясь, что словами удастся заполнить неловкую, неестественную паузу.
– Что – чего? – поиграл Дойл бровями.
– О чём ты думаешь, когда вот так смотришь на меня? – уже серьёзней спросила она.
– Когда я так смотрю на тебя, красавица, то я ни о чём не думаю. Хотя нет… думаю, конечно, – его пальцы вновь сомкнулись на её подбородке. – Никак не пойму, что меня привлекает в тебе больше – красота или ум?
