Дойл отрицательно помотал головой:
– Слишком темно. Плохая видимость. Зря выдадим своё местонахождение. Да ещё неизвестно, сколько их вынырнет в ответ на наши выстрелы.
– Наги разумны?
– Не как люди, но всё же соображают, – просветил Дойл. – Пока они нас не видят, есть шанс притаиться и пересидеть, – предложил он план. – С первыми лучами солнца они уйдут на глубину. Эти твари не выносят солнечного света.
Один из нагов поднял узкую морду, демонстрируя вздрагивающие перепончатые ноздри.
– Принюхиваются, гады! – прошептал один из матросов. – Чуют нас, сволочи!
Матрос оказался прав.
Вскоре вся стая нагов раздула капюшоны на загривках, словно гигантские кобры. Лесную чащу наполнили хриплые, странные звуки, одновременно напоминающие и плач ребёнка, и мяуканье кошки, и стрекотанье насекомого. Затем серые тени стали медленно приближаться к дереву.
Длинные гибкие тела сползались со всех сторон, передвигаясь с такой легкостью, словно вперёд их несли не хвосты, а крылья.
Никогда в жизни Айрис не чувствовала такого страха.
– В случае чего рубите их чёртовы языки, – отдал последний приказ Дойл, готовясь отразить атаку.
Наги подняли морды и зарычали, открывая круглые рты, похожие на бездну с острыми зубами.
– Цельтесь нагам в лицо. Старайтесь попасть как можно ближе к глазам.
Айрис, для упора приложив ствол своего короткого ружья на сплетение ветвей, прицелилась.
Выстрел прогремел одновременно со всеми. Помост ощутимо тряхнуло и Айрис с ужасом поняла, что, не удержав равновесия, сорвалась и летит вниз, цепляясь руками за подворачивающиеся ветки.
В тот момент, когда её удалось остановить падение она ощутила, как огромное лассо оборачивается вокруг талии и срывает её вниз.
– Нет!!!
Время потекло странно. Оно одновременно стало растягиваться, так, что события воспринимались обрывочными фрагментами и в тоже время скручивалось, точно пружина.
Перед глазами промелькнуло неестественно белая, с лысым черепом, морда нага.
Айрис действовала на рефлексах, думать не было времени. Схватив длинный смоляной факел, она ткнула им в удерживающую её ленту языка, вблизи поразительно похожую на водоросль.
Раздался истошный, бьющий по нервам, визг и наг отпрянул в сторону.
Пятясь спиной к дереву, Айрис размахивала перед собой горящим факелом. Горячая смола капала вниз, заставляя опасаться пожара.
Отбиваясь от первой твари, Айрис упустила из виду остальных. Острые когти, резанувшие по плечу, стали для неё полной неожиданностью. Так что она бы наверняка погибла, если бы не Дойл. Следом за ней он спрыгнул с помоста на землю. Зажав в руке нож, воткнул его в глаз напавшему на неё нагу.
– Живо лезь на дерево!
Не заставляя себя просить дважды, она поспешно принялась карабкаться вверх, стараясь не оборачиваться и не смотреть назад. Однако краем глаза уловила движение, увидела приближающийся гибкий хвост и запаниковала.
– Давай руку! Быстрей!
Дойл, каким-то образом уже ухитрился забраться выше неё.
Впрочем, что удивительного? Он привык как обезьяна карабкаться на ванты. Да и пышных юбок не носил.
Только вернувшись на помост, Айрис почувствовала, что падение и близкое столкновение с нагами не прошли даром. На лбу, груди, запястьях остались глубокие царапины. Кое-где на ладонях вздулись болезненные волдыри от ожогов.
– Больно? – посочувствовал Дойл. – Нужно промыть рану.
– Чем?
– Да хотя бы ромом. Я бы ещё и прижёг на всякий случай.
– Нечем прижигать, – от стараний не всхлипнуть, голос у Айрис звучал совсем низко, почти грубо. – Ещё никогда в жизни я не была такой неуклюжей!
– Думаю, просто раньше тебе никогда не приходилось видеть нагов.
– А тебе приходилось?
Дойл отрицательно мотнул головой:
– Только слышал о них. Думал, бабьи сказки.
– Хорошо, что мы послушали тебя и ночевали на дереве. Иначе эти твари сожрали бы нас прямо во сне без остатка.
На небе потихоньку начали исчезать самые мелкие звёзды – близился рассвет. Чернота неба постепенно налилась глубокой синевой. С первыми лучами солнца, как и предсказывал Дойл, наги схлынули с берега, будто их никогда и не было.
Оранжевая заря разлилась над водой. Безоблачный день пришёл на смену ночным страхам.
Пересчитав людей, не досчитались пятерых – из двадцати четырёх осталось девятнадцать.
– Надеюсь, на корабль монстры не нападали? – волновалась Айрис.
– Сложно сказать, – уклончиво ответил Дойл. – Ясно одно, придётся одним днём делать всё то, что планировалась на три. И завершить всё до заката солнца. Если, конечно, парни, никто из нас не желает провести следующую ночь так же, как провели эту.
– Капитан, люди вымотались. Нужна передышка.
– Я сказал – за работу! Одной бригаде срочно рубить деревья для мачт и переправлять на корабль. А я с парнями отправлюсь вглубь острова пополнить запасы пресной водой. Ты пойдёшь с нами, – кивнул он Айрис. – Так безопасней. Возьмём одну из шлюпок.
Над сиденьем Айрис из пальмовых веток Дойл на скорую руку соорудил нечто вроде настила. И хотя это было не бог весть какое удобство, она была тронута его заботой.
С трудом удавалось прокладывать себе путь по узким речным каналам, сквозь удушливый зной и почти непроходимую растительность. Аккомпанементом звучало досаждающее, назойливое жужжание насекомых, тучей вьющихся над ними.
Впервые услышав громкое басовитое мычание, Айрис вздрогнула, вопросительно взглянув на Дойла:
– Это что ещё такое? Ты же говорил, что наги днём не появляются?
– А это и не наги. Это кайманы-аллигаторы.
–Ты хочешь сказать – крокодилы?
– Я хотел сказать то, что сказал. Аллигаторы, миледи, это не просто крокодилы – это очень большие крокодилы. Огромные.
– Вот чёрт!
Айрис не могла удержаться, вздрагивала всякий раз, как невидимое мычащие чудовище, похожее на подводного рассерженного быка, взбивало хвостом воду около шлюпки.
В воздухе стояло зловоние от болотистых испарений, и она уговаривала себя, что тошнит её именно от этого запаха, а не от полученных ночью ран, кое-как обработанных и наспех перевязанных.
Царапины болели, зудели и чесались. В такой влажности и жаре самые пустяковые раны легко могли загноиться.
Наверное, выглядела Айрис неважно, потому что Дойл всё чаще и чаще посматривал на неё с беспокойством.
Он не задавал лишних вопросов, но старался разговорами отвлечь её от тягостных мыслей и страхов.
