Заставляя «Сердце океана» плясать на опасном расстоянии пушечного выстрела от галеона, они подобрались ближе к корме вражеского судна и пушечным выстрелом вывели из строя руль противника. После чего беспомощный корабль стал дрейфовать по ветру, а они продолжили атаковать, обстреливая врага со всех сторон, пока жертва не выбросила белый флаг.
– Пойдёшь с нами на абордаж? – сверкнул зубами в довольной ухмылке Дойл, подмигнув Айрис.
– Вы с ума сошли?! – брызнул слюнями от возбуждения капитан Томпсон. – Вы хоть понимаете, во что втягиваете миледи?!
– Конечно, понимаю. Обеспечиваю себе безопасность. До тех пор, пока миледи с нами в одной шлюпке, мы выполняем волю короля.
– Но вы подвергаете её жизнь опасности!
– Посягнувший на жизнь губернатора будет отвечать перед королём.
– Только король далеко! А мушкетные пули – рядом!
Но благоразумных выкриков капитана Томпсона в горячке боя никто не желал слушать.
– Повяжи голову платком, – посоветовал Дойл.
– Зачем? – удивилась Айрис.
– Чтобы волосы не вспыхнули от пороховых искр. Взгляни, они носятся тут повсюду.
Чем ближе они подплывали, тем больше вырастал галеон, делаясь неприступной громадой. Высокая кормовая надстройка, в изобилии снабжённая балюстрадами, резными окошками, деревянными раскрашенными фигурами мифических существ, величественно возвышалась над водой.
Пушки продолжали изрыгать из своих жерл клубы оранжевых залпов, несущих смерть.
Пираты не оставались в долгу. На галеон летели калёные ядра, дико визжащие обрывки цепей, которыми вместо шрапнели зарядили пушки. Всё это методично крушило в щепы кормовую надстройку галеона.
– На абордаж! – заорал Дойл.
Его клич подхватило ещё сорок глоток.
Палаши сверкали над головами. Фитили дымились. С покрытых копотью лиц щерились яростным оскалом зубы.
Старший офицер галеона, одетый в изысканный чёрный костюм, встретил захватчиков со шпагой в руке, протянутой вперёд в знак полной и безоговорочной капитуляции.
При виде Айрис он застыл, выпучив глаза.
Несколько минут они оба остолбенело глядели друг на друга.
Кадык судорожно двигался по шее мужчины, словно он пытался проглотить застрявшее в глотке впечатление от неожиданной встречи.
– Айрис?! – наконец выдавил он из себя.
– Оливер? – губы Айрис медленно растянулись в недоброй улыбке. – Вижу, ты несказанно счастлив видеть меня живой и невредимой?
Муж ответил лишь взглядом, но в лице его читалась неприкрытая ненависть. Или мышцы его лица устроены несколько иначе, чем у других людей или он горячо, от всей души, желал бы дорогой жёнушке сдохнуть в тяжёлых мучениях, корчась от боли где-нибудь подальше и от места, и от времени их теперешней встречи.
Странное дело, Айрис была уверена, что этот жалкий слизняк больше не способен причинить ей боль. Но было больно. Из раза в раз, пытаясь просчитать его реакцию, Айрис исходила из того, что у человека априори есть совесть; что его мировоззренческая позиция, как на фундаменте, стоит на понятии порядочного или нет, правильного и неправильного.
Самое забавное, что раз за разом убеждаясь, что в случае с Оливером это не работает, она, почему-то, никак не могла с этим смириться. Со свойственной её натуре упрямством, отказывалась признавать простой факт – она глупо обольстилась ничтожеством, а всё то, что столько лет было альфой и омегой, в чём она годами черпала силу, было ложью, притворством, самообманом.
Нет, Айрис не мечтала вернуть Оливера. Сама мысль об этом была ей неприятна. Они расстанутся, этого уже не изменить. Но… ведь расставаться можно по-разному?
В жизни случается всё – это правда. Близкий человек может столь кардинально измениться, что перемены сделают его чужаком. Он может полюбить другого человека, ты можешь полюбить другого человека. Обо всём это страшно, не хочется думать, переживать – мучительно. Но жизнь есть жизнь.
– Жаль, – слова Айрис прозвучали куда искренней, чем ей хотелось бы самой. – Жаль, что всё кончается так.
– Ты опустилась до того, что связалась с пиратами? – срываясь на фальцет брызнул слюной Оливер.
– О! Посмотрите-ка, какую добычу мы поймали? Наш маленький экс-губернатор? – загремел хриплый голос Дойла. – Вы ошибаетесь.
– Ошибаюсь?
– Недооценивать вашу супругу, как я погляжу, вошло у вас в привычку? Как вы могли так дурно подумать о даме? Конечно же миледи не связывалась с грязным пиратом.
– А вы, в таком случае, кто же?!
–Я? Я респектабельный адмирал колониального флота на Ранерлике. Разве не похож? – насмехался над соперником Дойл. – За время нашей с вами печальной разлуки, сэр Гордон, произошли некоторые приятные для меня изменения. Прямо-таки счастлив сообщить вам, что имел честь принять предложение вашей супруги, включающее королевское помилование и моё назначении на пост адмирала.
– Что?!.
Дойл с изысканно-издевательской вежливостью, на которую Айрис считала его неспособным, продолжил, словно не слышал возгласа Оливера:
– На службе Его Величеству я честно исполняю приказ моего губернатора, на данный момент захватывая корабль изменщика и заговорщика.
– Что за бред?! Да вы, я погляжу, спелись? Ты!.. – повернулся Оливер к Айрис. – Ты пала ниже, чем я мог вообразить! Стала подстилкой грязному пирату! Ты со всеми мужчинами, побывавшими в твоей постели, расплачиваешься государственными должностями?!
Айрис с трудом сдержалась, дрожа от негодования:
– Закройте ваш рот, лорд Гордон. И не пятнайте нашего, пока ещё общего, имени грязными инсинуациями, давая людям повод лишний раз посмеяться.
– Вот именно! Я – лорд! А ты как была дочерью дешёвой певички из оперетты, так и сдохнешь ею. Никакие деньги папаши не изменят твоей гнилой низкой натуры. Ни одна порядочная женщина на связалась бы с этими трусливыми собаками.
Дойл со своим обычным обезоруживающим спокойствием, которое всегда овладевало им в решающие минуты при виде смертельной опасности, медленно растянул губы в улыбке:
– Ты назвал меня трусливой собакой?
– А чего ещё человек, вроде тебя, может ожидать от благородного джентльмена? – высокомерно вздёрнул подбородок Оливер.
В его представлении он, наверное, вёл себя сейчас очень мужественно, не сдаваясь перед превосходящими силами противника.
На самом деле выглядело это глупо и жалко.
– Благородного джентльмена? О! Да! Кто же ещё, кроме благородного джентльмена, станет прилюдно оскорблять свою жену? Только «джентльмен», – с насмешливым презрением выплюнул Дойл. – А ну-ка, верните-ка этому петушку шпагу. Посмотрим, так ли хорош он с оружием в руках, как гласит молва.
