Возможно, Дойл Райан прав. Возможно. Но Айрис склонялась к мысли, что им движет элементарная, старая, как мир, жадность. А во всё остальное ему просто нравится верить.
Отдать приказ схватить его? Айрис видела, как он дерётся и знала, чего он стоит как воин. Он человек пять уложит прежде, чем удастся его скрутить. И не факт, что получится скрутить живым.
Вся натура Айрис протестовала против принятого ею решения. Но на одной чаше весов лежали её чувства и отношения с Дойлом, на другой – долг и жизни других людей. Колебаться она не имела права.
И Айрис не колебалась.
Как только ничего не подозревающий Дойл повернулся к ней спиной, она изо всех сил ударила его рукоятью пистолета по затылку, оглушая.
На мгновение замерев, словно подпиленное дерево, Дойл осел, погружаясь в беспамятство.
– Обезоружить его немедленно, – приказала Айрис топчущимся солдатам.
– Мэм…
– Быстро! Пока он не пришёл в сознание. Запереть внизу, в одном из казематов. Выполняйте.
Сердце болезненно ныло. Что, если она ошиблась?! Что, если он был прав?!
Айрис навестила Дойла меньше, чем через четверть часа, почти сразу же, как только он пришёл в себя.
Алый отсвет факелов играл на стенах. Шаги гулким эхом отдавались в переходах.
Видимо, услышав их, Дойл и поднялся ей навстречу. С рассыпанными по плечам волосами и блестящими в свете пламени светлыми глазами он как никогда напоминал попавшего в западню дикого зверя.
Словно спустя десять лет убитый ею лев вернулся в человеческом обличье чтобы снова стать самым большим её кошмаром.
Они молча смотрели друг на друга через разделяющие их прутья тюремной решётки.
На этот раз Дойл нарушил молчание первым:
– Я ради тебя поставил на карту всё. Ты сказала, что будешь верна мне. Что тебе можно верить. И, – Дойл вскинул руки, демонстрируя клетку, в которой очутился, – вот я здесь.
– Ради твоего же блага, – даже глазом не моргнула Айрис.
(Она одна знала, каких усилий её это стоило).
– Тебя не очень удивит, если я признаюсь, что никакого блага в моём заточении не нахожу? Ни для себя, ни для тебя. Я заперт под землёй и вынужден буду сидеть на цепи, в ожидании новостей о смерти Кэролайн, моих друзей и твоей, Айрис, тоже. Сидеть и ждать, пока каталийцы всех нас передавят, как лиса куриц.
– Я всё же надеюсь, что всё обернётся иначе. Всё уладится.
– Айрис! Идти в ловушку одной опасно. Твоё решение неправильно. Твоё предательство не принесёт тебе выгоды и не поможет достичь цели. Неужели ты сама этого не понимаешь?
– Это ты предал меня, заставив бороться одной там, где я надеялась делать это с тобою вместе. Ты бросил меня. Твоё чёртово золото тебе дороже. Ты… ты не оставил мне выбора, Дойл.
– Неправда. У тебя был выбор. Верить мне. А ты заперла меня здесь. Вот цена твоей любви.
– Я заперла тебя здесь чтобы сохранить тебе жизнь. Даже если ты не веришь и не понимаешь, это всё равно так.
– Но без меня сумеешь ли ты сохранить свою жизнь, Айрис Морган? – светлые брови приподнялись над ещё более светлыми глазами. – Слушай меня внимательно. Выпусти меня – выпусти сейчас и забудем всё, что случилось за последние часы. Будем бороться вместе. У врага двенадцать кораблей, у нас – восемь, но у нас есть форт и пушки. Мы знаем этот остров, как свои пять пальцев. Мои люди сумеют защитить Ранерник. И нас больше числом…
– Для первой атаки – быть может. Но как только католийцы выйдут на берег, девять из десяти твоих парней сбегут. Они, как и ты, всего лишь стервятники, Дойл. Вы, парни, дерётесь за наживу, а когда следует рисковать жизнью за идею и общее благо, вы не воины. Ты же и сам знаешь, что я права.
– Если ты оставишь меня здесь, назад уже не вернёшься, – прорычал низким голосом Дойл, глядя на Айрис исподлобья, словно готовый броситься на свою добычу волк. – Никогда, Айрис! Чем бы не кончилась битва. Будь уверена в этом.
– Дойл…
Он глядел на неё выжидающе.
Напряжённо и словно предугадывая готовый сорваться с её губ ответ.
– Просто сними этот чёртов замок с петель и встань у меня за спиной, – его низкий голос отдавался даже в позвоночнике Айрис.
Черты Дойла заострились в гневе.
– А если нет, можешь не сомневаться: я тебя найду. И поквитаюсь с тобой так, как это принято в здешних краях.
От взгляда его светлых, в эту минуту почти бесцветных глаз у далеко не пугливой Айрис побежали по спине мурашки.
Дойл словно и молил, и карал в полном молчании, одними глазами и Айрис отвела взгляд, не в силах больше выдерживать эту пытку.
Когда она заговорила, голос звучал тихо и прерывисто, словно плачь:
– Когда я была совсем молоденькой девочкой, у меня был лев. Его подарили мне львёнком. Я любила его всем сердцем! Растила его. Кормила. Наблюдала, как из маленького несмышлёныша он превращается в великолепного зверя. Когда мне сказали, что он опасен, что для его же блага нужно его изолировать, я не послушала. Я верила, что он будет мне верен, потому что любит меня. Но его инстинкты оказались сильнее привязанностей. Всё кончилось тем, что мне пришлось пристрелить его.
Ты убивал много раз, Дойл. Смерть – это твоя профессия. Убивать безразличных людей непросто. Убивать тех, кого любишь… я убила зверя, которого любила и помню каждую щетинку в его шкуре. Каждую ресничку и то, как сужались его зрачки перед смертью. Я не переживу, если мне придётся убить человека, которого я люблю. А я люблю Дойл, чтобы ты не думал сейчас обо мне. И если суждено смертельной вражде трещиной пройти между нами – стреляй первым. Если считаешь это предательством – твоё право.
– Ты не купишь мира! Скорее всего, тебя убьют на этой встрече. Мать твою, Айрис! – сжав пальцами прутья решётки, Дойл изо всех сил вцепился в них, словно пытаясь разомкнуть и обрести свободу. – Выпусти меня отсюда!!!
Но человеческая сила воли имеет границы. Толстое кованное железо голыми руками никому не разогнуть.
– Я надеюсь, мы ещё встретимся. И к тому моменту, наша обида друг на друга утихнет и не будет жечь сердце так, как сейчас.
Уходя, Айрис продолжала видеть взгляд Дойла.
Она чувствовала его через темноту, через всё увеличивающееся расстояние.
И чем дальше она уходила, тем сильнее ей хотелось вернуться.
В ушах зазвучал голос отца:
«Есть вещи – они сугубо мужские. И женщинам не стоит в них влезать. Как не сумеет мужчина родить, так и женщине в этом мире на дано править государством или военной компанией. Хорошо это, плохо ли, одобряем мы или нет – неважно. Но так было и так будет, пока стоит мир. Скажу тебе больше, дочка, играю мужскую роль, ни одна женщина ещё не была по-настоящему счастлива».
