Воспользовавшись минутной суматохой и замешательством Дойл аккуратно, словно палач-профессионал, срубил голову Оливера одним точным ударом остро отточенной сабли.
Никогда Айрис не видела, чтобы глаза отца сверкали такой всесокрушающей яростью.
– Пёс! – взревел, захлёбываясь, Джордж Морган. – Как ты посмел!
Айрис снова повисла у отца на шее.
– Нет, отец, нет!
Рука его, уже занесённая для удара, замерла.
– Этот презренный пират только что посмел поднять руку на одного из нас – на твоего мужа!
– Он не пират. Он принял помилование и служит мне. Дойл всего лишь защищался, пытаясь спасти всех нас: меня, себя, нашу команду. Это Оливер предатель. Он привёл на вверенный ему остров врагов-католийцев! Он хотел, сделать из меня заложницу, чтобы использовать против вас, заставляя действовать так, как ему удобно.
– Он только что убил твоего мужа…
Лицо Айрис пылало. Она вся дрожала, но голос её звенел, как сталь.
– Оливер мне не муж! Он сделал всё возможное, чтобы сломить меня! Клянусь именем, которое ношу, он заслужил смерть! Отец! Если я дожила до встречи с вами, то только благодаря тому человеку, которого вы только что обозвали грязным пиратом.
– Не проси меня пощадить преступника, не побоявшегося перейти черту на глазах у всех. Если Оливер виновен, его следовало судить.
Она видела, что отец готов дать роковой приказ. Отец просто не понимал ситуации.
– Я заклинаю вас! – изо всех сил вцепилась она в его руку. – Ради меня! Ради всего святого! – рухнула она на колени.
Джордж рывком поднял её на ноги:
– Встань! Леди не ползают на коленях! Вы не смеете просить меня пощадить того, кто осмелился поднять руку на…
– Дойл отец моего ребёнка! Вы же не убьёте отца вашего будущего внука!
Джордж умолк, поражённо глядя на дочь.
– Что?… Ты и он?… Ты посмела?..
– Посмела. И ни о чём не жалею.
Губы её дрогнули. На мгновение показалось, что Айрис вот-вот расплачется. Но она улыбнулась. Собрав всю свою волю в кулак, поглядела в сторону Дойла, задаваясь вопросом, слышал ли он то, о чём они говорили с отцом.
По-прежнему взятый в плотное кольцо из ружейных дул, направленных в его сторону, он затравленно озирался, как волк, понимающий, что его загнали, уже не надеющийся вырваться из облавы, но готовящийся дорого продать свою жизнь.
Встретившись взглядом с Джорджем Морганом Дойл гордо вскинул голову.
Айрис казалось, что весь мир исчез. Что они остались один на один – два самых дорогих её мужчины.
– Итак? – подойдя ближе, обратился её отец к Дойлу. – Кого вы сейчас перед собой видите? Вашего врага? Или отца любящей вас женщины?
Айрис показалось, что в ожидании ответа Дойла она забыла, как дышать.
«Только не перечь ему! Только не заставляй меня проходить ещё и через ваше противостояние», – мысленно взмолилась она к любовнику.
И снова мир повис на волоске.
Сможет ли хоть один из них уступить другому из любви к ней?
Мужчины обменивались взглядами, словно прощупывали слабые месте друг друга, пытаясь понять, сколько шансов на то, чтобы стать друзьями или остаться врагами?
Джордж Морган никогда не сомневался в том, что лучшей политики, чем демонстрация превосходящей силы над противником на свете не существует. Самым правильным, по его мнение, было бы сейчас отрезать смельчаку, осмеливающемуся в его присутствии проявлять волю и принять дерзновенное решение учинить произвол по собственному усмотрению, голову.
Но существовала Айрис.
Единственная трещина в несокрушимой броне – его дочь, потерять которую Джордж был не готов.
Боль дочери он переживал сильнее собственной. И зная, как себя, не сомневался – казнь Дойла дорого ему обойдётся. Встанет между ними стеной, в лучшем случае, на долгие года, в худшем – навсегда.
На одной чаше весов авторитет, власть, честь и иже с ними – всё то, что является для Морганов смыслом жизни. На другой – любовь и доверие дочери.
Джордж поступил как истинный Морган в затруднительной ситуации – решил пока не торопить события.
– Будьте любезны сдать оружие.
– Не думаю, что это хорошая идея, – покачал головой Дойл.
– Это единственная правильная идея, – продолжил Морган. – Во-первых, в вашем состоянии вы не сможете драться. Во-вторых, это и ни к чему. На мой взгляд вы превысили вверенные вам полномочия, но, если верить тому, что говорит моя дочь, у вас были на то веские основания.
Вы адмирал Ранерлика, а значит, состоите у меня на службе. Вам не от кого защищаться, потому что никто не намерен на вас нападать. Ну же, сударь? Опустите вашу саблю. Вы потеряли много крови, вам необходима помощь и мой лейб-медик будет рад услужить мне.
Айрис почувствовала, как у неё гора упала с плеч.
Она понимала, что впереди у неё множество стычек с отцом, но самое важное – Дойла он не тронет.
Власть и ответственность теперь на других. Можно отползти в сторону и зализать раны. Можно не беспокоиться о том, что должны делать другие – кто кого свяжет, кто кого отпустит, кто кого прикончит, кто выбросил за борт отрезанную голову Оливера.
Айрис просто стояла посреди хаоса и – ничего не делала. И это было чертовски приятно.
Отец обнял её за плечи:
– Идём, провожу тебя на мой корабль. Здесь тебе делать нечего.
– А Дойл?
Джордж, наконец, улыбнулся:
– Твоего адмирала проводят туда же. Ему нужен доктор, осмотр и покой. Тебе не терпится с ним объясниться? Но это позже. Не раньше, чем мы приведём тебя в порядок и обсудим кое-какие вопросы.
– Он будет в порядке? Вы даёте мне слово?
– Обещаю.
На её памяти не было случая чтобы отец нарушил слово. Поэтому Айрис вверила себя его заботам и заботе других людей.
Присутствие отца всегда вселяло в Айрис уверенность в благополучном исходе дел, как бы плохо до этого они не шли. С детства привыкшая смотреть на отца как на гарантию безопасности и спокойствия, рядом с ним она всегда чувствовала себя счастливой.
Кают компания на корабле отца была обставлена даже с большей роскошью, чем на «Сердце океана». Пространство вокруг было полно солнечными бликами, но прямые солнечные лучи внутрь не попадали – их рассеивали цветные витражи, частично отражая, из-за чего в помещении было сравнительно прохладно по сравнению с нестерпимым жаром на палубе.
Айрис немного нервничала, понимая, что связи с тем, в ком отец видел грязного пирата, никто в её семье не одобрит.
И ещё не факт, что отец не станет настаивать на её отъезде. Даже очевиднее всего – станет.
