– Ух, ты! – насмешливо протянул он. – Ты можешь так превратиться в кого угодно?
– Лишь в того, кого видела раньше.
– Занятно. Это может быть интересно в ролевых играх.
– Я так и думала, что тебе понравится, -насмешливо фыркнула Аврора. – Хочешь – девочку, мальчика, женщину, мужчину? Я могу заставить тебя верить, что ты целуешь кого-угодно?
– Прекрасный сервиз, – ухмыльнулся Дарк. – А оригинал вернуть можно?
Аврора отбросила магию, как сбрасывают одежды:
– Как пожелаешь.
– Чем я заслужил такую доброту?
– Тем, что сегодня был хорошим мальчиком.
– Мальчиком? Да ещё и хорошим? Какая прелесть!
– Тебе что-то не нравится?
– Мне отчего-то кажется, что ты не из тех девочек, которым нравятся хорошие мальчики!
Подхватив Аврору за талию, Дарк ловко усадил её на столешницу полки, бесцеремонно тесня и сбрасывая ворох хрупких и эластичных свитков, обиженно зашуршавших от подобного произвола.
– А ещё мне кажется, ты их тех интеллектуалов, которым нравится секс в библиотеке?
– Это архив, -насмешливо фыркнула она. – И я не собираюсь так далеко заходить. Прошу это принять в расчёт до того, как всё начнётся.
– А что-то начнётся? – его руки лежали рядом с её бёдрами, согревая кожу исходящим от них теплом.
– Мне кажется, что определённо – да. Но чтобы мы не начали, заканчивать это определённо не станем.
– Желание дамы – закон для джентльмена.
– А ты джентльмен?
В ответ Дарк лишь усмехнулся, впрочем, вопрос и не подразумевал ответа. И «да», и «нет» в некоторых случаях звучат в одинаковой степени неуместно и глупо. Потому что бывает время говорить, а бывает действовать. Те мужчины, которые не в состоянии этого понимать, чаще всего упускают свой случай и редко попадают в нужный момент.
Но от человека с репутацией Дарка не ждёшь ненужной словоохотливости.
Чувствовать ритм, уметь вести в танце, быть настойчивым, но не грубым, горячим, в меру диким, но не настолько, чтобы прослыть животным – от хорошего любовника ждут всего и сразу.
Аврора застонала, запрокидывая голову назад под его горячим натиском. Вкус и жар его мягких губ наполняли голову тяжёлым сладким туманом, сердце участило биение, кровь быстрее побежала по венам, а в животе словно начала раскручиваться воронка, напоминающая тугое торнадо.
Торнадо было одновременно и тугое, как спираль и заставляло чувствовать себя пустой. Она была в темноте, но тьма сияла и пульсировала. Аврора, не смотря на своё тёмной имя, никогда не боялась темноты. Темнота могла быть верной подругой. Темнота способна укрыть от недруга, сохранить секрет, укрыть. Забравшись в глубокую тёмную норку своего сознания можно исцелиться почти от любых ран.
Если только не потеряться в ней. Если только знать, где находится выход на свет. Если хранить нужный баланс – темнота не станет злом. Темнота не Тьма.
Дарк означает «тёмный» или «тьма»?
Казалось, всё рушится внутри неё, кусочек за кусочком – но то было не окончательное разрушение. Так крошится весной лёд, высвобождая воду из-под ледяного панциря, давая её возможность хлынуть стремительным потоком. Он может быть разрушительным, этот поток, но правда в том, что без него не будет и жизни.
Эти его неспешные, неторопливые ласки, словно дразнящие… и этот его хищный взгляд глубоких, тёмных глаз. Будто плывёшь в бурном течении против него, но зачем сопротивляться – можно расслабиться и течение само вынесет тебя в нужном направлении. Или унесёт – бог весть куда? Раздражение, желание, сопротивление – всё это представляло собой гремучую смесь.
Если бы она могла, она бы сделала шаг назад, но… её ноги не доставали до пола. А азарт, бушующий в крови весь день, бешенная доза адреналина, подталкивает пойти дальше. Перешагнуть раз и навсегда эту черту. Почему нет? Смертные не носятся так со своей девственностью? Что в ней такого? И какой смысл говорить «нет» сегодня, если завтра ты всё равно вернёшься к тому, чтобы сказать «да»?
Со своим смертным Аврора не успела сблизиться. И потом жалела об этом. Жизнь коротка, иногда короче, чем мы думаем. Поэтому если чего-то сильно хочется, почему просто не взять? У неё нет обязательств, она свободна. И она совершеннолетняя.
Опрометчиво и рискованно? Ну, и плевать! Она позволила последней капли разума раствориться во вся ярче разгорающемся желании.
Их поцелуй скорее напоминал борьбу. И время растягивается, замедляясь, становясь бесконечностью.
– Мне остановиться? – как и в прошлый раз, у Дарка одновременно дразнящая и порочная улыбка.
Аврора качается головой.
– Ты уверена? Ты же сказала, чтобы я на многое не надеялся?
– Ты можешь продолжать надеяться. Или, наконец, заткнуться. И мы, может быть, пойдём дальше.
– Могу я поинтересоваться, что заставило тебя передумать?
– Желание убедиться, что на этот раз всё произойдёт без видеокамер?
– Если только ты не приволокла её сюда с собой.
– Конечно, приволокла. Я из тех глупых извращенок, что никуда без селфи-палки.
– Замолчи, – приказывает он.
И это один из редких моментов, когда она рада подчиниться и, поддавшись вперёд, поймать его губы своими губами. Они вжимаются друг в друга так тесно, как только возможно. И его следы оставляют на её коже влажные следы.
Закрыв глаза, Аврора словно видела его ладонями, скользя по его телу руками. В нём не было мощи богов, слишком подвижен и лёгок. Гибкий и упругий, он весь состоит из шёлка кожи натянутой на мрамор мускулов. Гладкий и твёрдый под её руками, он горячий там, где прикасается к ней. Они оба изучали друг друга, играли друг с другом и наслаждались новыми открытиями.
Руки Дарка так умело скользили по её телу, что дыхание её то сбивалось, то пресекалось. Ей до головокружения было хорошо и страшно оттого, на что она решилась. Страшно пожалеть об этом завтра, страшно начать думать сейчас, вместо того, чтобы просто вбирать желаемое.
По телу пробегает дрожь, то ли предвкушения, то ли от нервов. Желая поскорей переступить этот барьер, чтобы отрезать путь сомнениям, Аврора, раздвинув ноги, обхватила ими его бёдра, поддаваясь вперёд, с удовлетворением чувствуя его возбуждение.
– Я могу остановиться, – произносит он низким от желания голосом.
Но Аврора лишь качается головой:
– Не останавливайся.
Ей показалось, что она перестала дышать. Что лёгкие заполняются сиропом, густым и вязким, когда он медленно и очень осторожно вошёл в неё, растягивая, раздвигая, заполняя собой ту пустоту и темноту, что была в ней.
Сначала не было никаких иных ощущений, кроме чувства чего-то инородного, растягивающего. Его рука ложится ей на спину, прижимая к себе, не давая отстраниться.