Оставалось только молча скрежетать зубами и терпеть. Как ловко чёртов Ворон использовал угрызения совести и страх одной, стыд и ужас другого?
Как и упоминалось выше, не напиши Кайл Мэйсон заявление об уходе, уволить бы его не смогли. Слишком шаткими были обвинения против него – рассыпались, не выдерживая критики. Но всё случилось, как случилось.
Кайл Мэйсон ушёл и на его место по поручительству Ирла Кина Советом был назначен на должность Лоуэл Мэйл.
Если бы Аврора не неслась вперёд, как курица с отрубленной головой…
Если бы она тупо не поддалась эмоциям, которые можно даже назвать страстями, ничего бы не было. И чтобы ей не споткнуться по дороге, не подвернуть ногу? А ведь только накануне они с Дарком обсуждали опасности и интриги, окружившие со всех стороны. Но ведь в её памяти куда дольше задержались плотские радости, а не разумные речи!
И вот результат.
В лазарете она пролежала почти две недели. Аврора чувствовала себя отлично и всей душой хотела подняться в противной кровати и отправиться в бой. Но создавалось неприятное ощущение, что её нарочно удерживали под различными предлогами, ссылаясь на плохие анализы, бледные вид и прочую чепуху.
Всё это время Дарк регулярно навещал её. Как ни странно, приходила даже Сабрина.
Не накрашенной былая «врагиня» выглядела в разы бледнее, но при этом ближе и человечнее.
– Привет, – с натянутой улыбкой проговорила она.
Довольно бодрым голосом.
– Как себя чувствуешь?
– Хорошо. Но доктор предпочитает верить каким-то своим загадочным выводам, а не моим словам.
– Возможно, у него есть на это свои основания. Вот, – нырнув рукой в сумочку, Сабрина достала оттуда нарядную конфетную коробку, выглядевшей весьма недёшево.
Вообще, имя Сабрина Уолш и «дёшево» плохо сочетались между собой.
– Я тут тебе шоколадные конфеты принесла. Надеюсь, ты любишь шоколадные конфеты. Все любят шоколадные конфеты, и я подумала, ты не будешь против.
– Я не буду против, при условии, что они не отравлены.
Сабрина изящно похлопала густыми красивыми ресницами:
– Могу съесть половину, чтобы доказать всю несостоятельность твоих подозрений.
– Отлично. Вскрывай.
Сабрина, пожав плечами, будто говоря этим жестом «что ж, как хочешь», так и сделала. Целлофановая упаковка приятно щёлкнула, открывая доступ к картону. Через секунду девушки уплетали конфету за обе щёки даже без чая.
– Вкусные, – вынесла вердикт Аврора. – Спасибо.
– На здоровье, – привычно «сиропным» голосом пропела та.
– Мне стоит это воспринимать как протянутую лавровую ветвь или это белый флаг временного перемирия? – прямо спросила она вредную блондинку, от которой привыкла ждать очередной пакости на ровном месте.
Сабрина тяжело вздохнула.
– Знаешь, когда на территории появляется новый страшный хищник, реально имеет смысл объединить усилия. Как думаешь?
– Да я как бы изначально не слишком рвалась в бой.
– Вот только ненужно себя недооценивать. Ты получала удовольствие от нашей маленькой войнушки не меньше меня.
– Если бы не наша маленькая «войнушка», как ты выразилась, очень может быть, что мой отец по-прежнему бы управлял нашей маленькой империей.
– Да. В свете последних фактов я готова пересмотреть приоритеты и даже раскаяться.
– Как-то слабо вериться.
– Это потому, что ты отлеживаешься здесь и не знаешь, что творится во внешнем мире, – поморщилась Сабрина.
– Что? – ей во след нахмурилась Аврора. – Всё правда настолько плохо?
– Всё ещё хуже. Иначе что бы я около тебя делала?
– Откровенно говоря, не вижу связи.
– Ворон просто ужасен.
– И что он такого сделал? – хмыкнула Аврора. – Запретил краситься губы яркой помадой? Или посягнул на святое – вечеринки?
– Именно. С этого и начал. Можешь смеяться, но теперь недостаточно всем ходить в одинаковой форме. Никакий косметики. Никаких замысловатых причёсок. Не дай бог застукают за флиртом или чему-то более интимном.
– Господин Ворон считает, что Магическая Академия существует не для того, чтобы искать новых любовников, изменяя с ними бывшим-экс. Так, чего доброго, дойдёт до того, что и травку запретят? И в учебном заведении, не приведи бог, придётся учиться? Изверг.
– Можешь язвить сколько угодно, но у нас тут светское учебное заведение, а не иезуитский монастырь строгого устава. Твой отец входил в положение…
– И в этом была его ошибка. Мы все оказались слишком разболтанными. И посмотри, чем это всё закончилось.
У Сабрины сделалось холодное, строгое лицо, а губы собрались в ниточку:
– Твой отец управлял Магистратурой более десяти лет. Под его попечительством выросло целое поколение весьма достойных членов нашего общества и сильных магов. И вообще! Я не поняла? На чьей ты стороне?
– На стороне отца, конечно. Просто я… я не уверена, что строгость правил – это так уж плохо.
– Строгость – да. Но Ворон не строг, он жесток. Настоящий садист. И думаю он ещё даже не начал. Так, легко разминается.
– Запретить вечеринку с коклейлями ещё не означает быть садистом.
– Почему ты его защищаешь?!
– Я его не защищаю.
– Защищаешь. Ну, ладно. Я спишу это на то, что тебе нравится придерживаться противоположной от меня точки зрения. Понимаю, что наша вражда не может пройти по щелчку моих пальцев. Ты мне тоже не как родная, Мэйсон. Но в свете сложившихся обстоятельств нам нужно держаться вместе. Я не стану обижаться вот на это выражение твоего лица. Я всё понимаю. А ты поймёшь, что я права и сама придёшь с дарами после твоего первого же дня на обучении в Магистратуре под попечительством Ворона.
Несмотря на насмешливый тон, Аврора поняла, что говорит Сабрина вполне серьёзно. И её предложение… нет, не дружбы – но союзничества, было вполне серьёзно.
Что могло заставить её измениться в отношении Авроры? Дарк? Вряд ли. Он-то как раз и был причиной антипатии девушек друг к другу.
– Подумай, над тем, что я сказала. Ладно?
– Я всегда за мир и дружбу.
– Отлично. Буду ждать твоей выписки, чтобы нам начать дружить.
Сабрина собралась было подняться, но Аврора окликнула её:
– Подожди!
Сабрина замирает, глядя на Аврору сверху вниз. Это естественно. Ведь она стоит над ней.
– Ты говорила, что встречалась с Дарком Бэсетом. – Скажи, насколько между вами всё было серьёзно?
Сабрина смотрит на неё сверху вниз. Как взрослый на ребёнка, готового протянуть руки к огню, зная, что вскоре тот обожжётся и ему станет больно.
