Медора в ответ лишь по-кошачьи фыркнула, больше никак не выразив своих эмоций.
– Могу я хотя бы подумать? – всплеснула руками Лейла, отнюдь не приходя в восторг ни от открывшихся тайн, ни от ближайших перспектив.
– Можешь. Но не долго. Когда Змей вернётся, предпринимать что-либо будет поздно. А пока будешь думать, может быть, перевяжешь меня?
– Но… – попыталась она возразить.
– Когда руки заняты, голова лучше работает, – оборвал её Нортон.
Мысль о замужестве с незнакомцем сама по себе безумие, а тут ещё перевязка? Даже беглого взгляда на руку Нортона оказалось достаточным, чтобы ощутить дурноту – лохмотья ткани будто бы вплавились в разорванную рану. От одной мысли, что к этому придётся прикасаться …дальше без комментариев.
Как он это делает? Почему так спокойно стоит и разговаривает как ни в чём не бывало? Ему же, наверное, дико больно? И да, нужно хоть что-то сделать, чтобы облегчить его состояние.
– Что делать? – сдалась Лейла.
– Прежде всего, вымой руки.
Она старательно выполняла все его инструкции, чёткие, ясные и лаконичные. Размачивая присохшие ткани местным аналогом перекиси водорода, методично отдирала их, сцепив зубы, полоску за полоской, одну за другой.
– Розамунда не преувеличивает? Что-то слабо верится, чтобы Эссус на равных бодался с каким-то мальчишкой? – спросила она, чтобы хоть как-то разрядить напряжение.
Нортон пожал плечами:
– Ваш наречённый, Лейла, не отличается ни добронравием, ни забывчивостью, ни незлобливостью характера, а Лисандр, отец Дэйва, он действительно напортачил – не справился с заданием, глупо подставился, да и других подставил. Не имея возможности достать до отца, Эссус вымещает зло на сыне – это одна сторона медали. Есть и другая.
Чёрные глаза колдуна смотрели прямо. От этого было очень сложно выдерживать его взгляд.
– Дэйв не нравится ему сам по себе: чувственный, впечатлительный, излишне ранимый, нетерпеливый манерный мальчишка, избалованный маменькой гораздо больше, чем следует. Всё это вызывает у Змей агрессивную гадливость.
– Его можно понять.
С перевязкой руки Нортона было, слава богу, покончено!
– Всё равно, уж простите, мне сложно поверить в вашу заинтересованность в судьбе какого-то мальчишки? Вы не выглядите хоть сколько-нибудь сентиментальным.
– Вы намекаете на слова Медоры о нашей, якобы, плотской связи с его отцом? Вы её только согласитесь слушать, она мне за одно и роман с сыном припишет. Сумасшедшая баба! – буркнул он сквозь зубы. – Клянусь, всё это существует лишь в её воспаленном, больном и богатом воображении. Мы хорошие друзья и действительно очень близки с Майлзом-старшим – близки в духовном смысле этого слова.
Судя по выражению лица Нортона, он не только не был мужеложцем, но и, скорее, относил себя к гомофобам.
– Однако, у меня достаточно недоброжелателей, которым отсутствие в моей жизни постоянных любовниц, кажется веским основанием для гнуснейшей клеветы. К слову сказать, мне крайне неприятно давать подобные объяснения. Я делаю это исключительно в надежде на то, что вы примите правильное решение по отношению к Дэйву.
– Пожалуйста, – обняла её за плечи подоспевшая Розамунда. – Не отказывайся. Ты будешь с ним счастлива. Он красивый, умный, очень нежный мальчик. Вот, взгляни.
Лейла бросила взгляд на подсунутую ей фотографию – на фоне зубчато-ступенчатой башни стройный белокурый юноша в длинной развевающейся мантии смотрелся и впрямь весьма эффектно.
– …хорошо воспитан, умён, – продолжала вещать миссис Майлз. – Мы с детских лет с Лисандром прививали нашему мальчику верность семье, долгу и чести. Он станет тебе хорошим мужем. Клянусь!
– Клясться стать хорошим мужем может только ваш сын, Роззи, но никак не вы, – с лёгким презрением в голосе протянул Нортон. – Да и то, с его стороны это было бы крайне опрометчиво. Никто и ничего не может знать наперёд, увы!
– Я не могу, – цеплялась за остатки здравого смысла Лейла. – Быть может, ему и вовсе нравится другая девочка, а тут вы и я с нашей помолвкой?..
– Да причём здесь: нравится или не нравится?! – встряла в разговор Медора. – Дэйв с детства знал, что в нашей среде браки заключаются по договорённости. К тому же, если ты скажешь: «нет», Лейла, у него, возможно, вообще не будет возможности жениться. Ни на ком.
– Лейла, вы должны понять, – настаивал Нортон, – для этого мальчика, вы единственная надежда на будущее. Без вас у него ничего не будет. Я лично был свидетелем тому, как Маркелю отдавался приказ с очередного задания мальчишку живым не приводить.
Розамунда охнула, зажимая рот руками, прилагая усилия, чтобы не завыть в голос и не забиться в истерике.
– Верьте, если бы был иной выход, мы бы не обращались к вам сейчас с этой странной просьбой.
– Хорошо. Давайте попробуем, – сдалась Лейла.
Потом она и сама не могла объяснить причину своей сговорчивости? Что на неё нашло? Вовсе не исключено, что наведённые кем-то из присутствующих, чары.
Следом за Розамундой, как во сне, она опустилась на колени. Они сплели пальцы, взявшись за руки. Нортон навис над ними, словно священник при венчальном обряде, приставляя палочку к их рукам.
Дальнейшее помнилось как в тумане. Ей завали вопросы, она отвечала «да» – это, увы, всё, что сохранилось в памяти.
Но само «да» Лейла запомнила очень хорошо.
Ещё в памяти всплывало алмазное, переливающееся, очень красивое сияние, накрывшее их переплетенные вместе пальцы. Какое-то время оно держалось, а потом маленькими, сверкающими змейками-молниями впиталось в кожу.
Нортон отступил, опуская палочку как раз в тот момент, как пронесшийся по полу леденящий сквозняк оповестил о возвращении Чёрного Змея.
Он грозно застыл в дверном проёме, широко расставив ноги и уперев руки в бока.
– Что здесь происходит? – голос его звучал тихо, но приобрёл шипящие, жуткие нотки.
Медора со всхлипом отступила назад, выставляя перед собой руку, в заклинающе-умоляющем жесте. В этот момент она показалась Лейле самым пугающим и трагичным персонажем в комнате. В её облике угадывалось безумие и страсть; ужас и любовь.
А ещё бесшабашное, отчаянное веселье проклятого существа, лишенного надежды.
– Мой господин, вы теперь свободны! Вы свободны от оков, что столько лет связывали, мешая воссоединиться…
– Молчать!!! – громом прокатилось по комнате.
Розамунда, накрыв ладонью руку Лейлы, с вызовом и торжеством взирала на Чёрного Змея и в своём горделивом торжестве тоже выглядела безумной, пусть и по-своему.
– Ты, глупая…глупая и ревнивая идиотка. Как ты посмела? Как ты только посмела?!
Во время одной этой короткой реплики голос Эссуса прошёл через все оттенки, он еле различимого piano до раскатистого forte.
