– Вижу твой драгоценный жених заскучал в обществе своих быстро пустеющих бокалов? – неприятно ухмыльнулся Эссус. – Танцевать не так весело, подобного рода развлечениям не хватает перчинки. Пришла пора её добавить. Напомним Дэйву о нашем существовании?
– Может, не стоит? – попробовала возразить Лейла.
Да кто б её слушал?
Они остановились у камина, у которого Дэйв Майлз коротал вечер, возможно, пытаясь согреться.
Сегодня он, вопреки привычке, был в белом костюме, и Лейла подумала, что белый цвет ему к лицу, идёт ничуть не меньше чёрного.
– Дэйв? – вкрадчиво поинтересовался Чёрный Змей. – Вижу, ты грустишь. Возможно, ты сам бы хотел бы вальсировать со своей невестой, и злишься на меня за мою бестактность? Я бы непременно злился, ему у кого-то хватило бы наглости увести невесту у меня прямо из-под носа.
Злым пока Чёрный Змей не выглядел – выглядел очень ехидным и ядовитым. И ещё насмешливо-саркастичным.
Дэйв на секунду замешкался, ставя пустой бокал на поднос.
– Мистер Майлз, – вкрадчиво прошелестел Тёмный Лорд, – я не люблю разговаривать с людьми, демонстрирующими мне свою спину. Создаётся, бесспорно, ложное впечатление, что мною пренебрегают.
– Простите, сэр, я не хотел выказывать вам неуважение. И конечно же, я потанцую с вашей племянницей, если вы на этом настаиваете.
– То есть, если я бы не настаивал, тебе бы даже и в голову не пришло поинтересоваться своей невестой? – посмеиваясь, произнёс Эссус. – Как лестно для девичьего самолюбия, не правда ли? – небрежно бросил он Лейле.
За плечом своего обожаемого то ли любовника, то ли господина хрипло засмеялась нарисовавшаяся Медора. Вот уже четверть часа она развлекалась тем, что безрезультатно висела на невозмутимом Хэйсе, и ей это явно наскучило – его полное безразличие к ней. Она была только рада развлечься, пусть и за счёт сына своей лучшей подруги.
– Чего вы от меня хотите? – глаза у Майлза ярко блестели, то ли от ярости, то ли от выпитого вина, то ли от навернувшихся слёз.
Чёрный Змей брезгливо поморщился:
– Всегда недолюбливал таких, как ты, мальчик – богатых, с раздутым самомнением, слабаков. Ты стеклярус, возомнивший себя бриллиантом.
– Господин, зачем же так сурово? – мягко возразила Медора.
Она зашла за спину Майлза, припадая к его плечу. Глянцевые черные глаза горели весёлым безумием.
– Он ведь ещё совсем юн. Повзрослеет, возмужает. Уж не из ревности ли вы говорите такие жестокие слова? – насмешливо выдохнула она.
Чёрный Змей никак не прокомментировал эти слова.
– Мой лорд ко мне пристрастен, – дрогнувшим голосом проговорил Майлз.
– Да-а? – прошипел Эссус. – Ну, извини, беспристрастнее я не бываю. Может, стоит задуматься над тем, чтобы сменить хозяина? А? Что ты на это скажешь? – его голос звучал с презрительной ласковостью, – Ты – убогая грязь, желчная дрянь, которую я до сих пор терпел только из-за твоего отца, а теперь? Теперь терпеть тебя, причин, вроде, как и вовсе нет? Вернее, не было бы, если бы не сообразительность твоей матери и предательство Нортона. В будущем мы станем родственниками? Ты и я? Немыслимо! Заруби себе на носу, щенок, – презрительно закончил Эссус, – я либо сделаю из тебя мужчину, либо – убью. Несмотря на всю ту соломку, что твоя матушка пытается под тебя подложить, чтобы падать было помягче.
Равнодушно, почти беззлобно вослед сказанной фразе полетело пыточное проклятие. Дэйв закричал, да так, что уши заложило.
Медора поморщилась; Хэйс отвернулся. На лицах остальных не отразилось ровным счётом ничего.
Эссус на секунду отвел палочку в сторону:
– Давай, юный Майлз, – растекался по комнате ядовитый тихий голос. – Покажи, на что ты способен.
Дэйв силился удержаться на трясущихся ногах, но те, не слушаясь, подогнулись. Из носа на белоснежную рубашку обильно потекла кровь.
– Пока слабовато. Повторим в воспитательных целях.
И Эссус вновь поднял палочку.
Заклятие сбило Дэйва с ног. Его трясло так, будто тело пронзало электрическими разрядами. Какое-то время ему удавалось сдерживаться, но, несмотря на все старания, через несколько мучительно долгих секунд с губ снова сорвался крик.
Чёрный Змей отвел палочку в сторону. Кроваво-алый луч погас.
Дэйв дышал так часто, что Лейле сделалось страшно – а вдруг он задохнётся от гипервентиляции лёгких?
– Будь мужчиной, Дэйв Майлз, – презрительно произнёс Эссус. – Научись, наконец, держать себя в руках.
– Я стараюсь, сэр… – прохрипел тот в ответ.
– Ты плохо стараешься! Нужно стараться лучше! Запомни – терпение лучшая добродетель.
Лейле ужасно хотелось ослепнуть и оглохнуть, чтобы больше не видеть, как палочка Чёрного Змея вновь поднимается вверх и всё повторяется сначала.
Дэйв корчился на полу, его кулаки сжимались, ногти до крови впивались в ладони. С усилием подняв трясущуюся руку к губам, он закусил костяшки пальцев, но больше так и не закричал.
Чувствуя, что не в силах на это смотреть, Лейла отвернулась, переводя умоляющий взгляд на Медору.
Та наблюдала за происходящим из-под опущенных век. Грудь женщины тяжело и часто вздымалась. На лице была не жалость, не сочувствие, не возмущение жестокостью – на нём крупными буквами было написано желание, похоть хищницы, получающей удовлетворение от созерцания чужих мук.
И Лейле показалось, что её сейчас стошнит.
– Уже лучше, – насмешливо похвалил Чёрный Змей. – На первое время – сойдет. На сегодня урок закончен. Можешь быть свободен. Лейла! Помоги любимому жениху добраться до его комнаты, а то ещё сдохнет тут посреди зала.
По залу летел легкий, холодный, безжалостный смех – смех существ без души, без сердца и совести.
Не слишком охотно Лейла приблизилась к молодому человеку.
– Майлз? – позвала она, опускаясь рядом с ним на колени. – Дэйв?..
С тихим стоном он приоткрыл веки. Всегда такие красивые и ясные, сейчас они покрылись красными полосками лопнувших сосудов.
– Нужно уходить, – зашептала она. – Встать можешь?
– Попытаюсь, – кивнул он.
Перекинув руку юноши через плечо, она обняла его за талию, помогая подняться.
Дэйв всегда казался легким, грациозным, тонким и резким, как росчерк пера. Так откуда же в его тощем теле такой вес?
– На каком этаже твоя спальня?
– Не стоит со мной нянчиться. Сам доберусь.
– Не доберёшься. Рухнешь где-нибудь на лестнице. Впереди ещё столько этажей… спорим, по закону подлости, твоя комната на самом верху?
– Угадала, – невесело усмехнулся он. – Ладно. Убери руки. Я же сказал – пойду сам.
